латыни, хоть и варвар.
— Не дьякон, — сказал варвар. — Я чтец.
— А, — молвил старик разочарованно. — Даже и не дьякон…
А тот кивнул, мотнул длинными волосами.
Евсевия все это начало уже не на шутку раздражать.
— Ты головой-то не мотай, не конь, — проворчал он. — Имей уважение к возрасту и сану.
— Я имею, — спокойно возразил чтец.
— Имеет он… — буркнул старик. — Помоги сесть.
Руки у готского толмача ловкие, крепкие; раздражение сразу прошло, как уселся, обложившись скользкими шелковыми подушками.
А чтец готский рядом стоит, слегка склонив голову, — невысокого роста, щуплый, как подросток, темноволосый, с острыми чертами.
— Не очень-то ты похож на гота, — брякнул Евсевий.
— Мои — из Каппадокии, — нехотя пояснил чтец, явно считая этот разговор лишним.
Но Евсевий только хмыкнул.
— Слова-то не цеди, отвечай, когда тебя спрашивают, — назидательно сказал старик епископ и уставил на чтеца узловатый палец. — Нам, старикам, позволено быть любопытными, потому как времени на вежливость уже не отпущено…
— Как тебе угодно, господин, — сказал чтец. И оглянулся — не пора ли к выходу.
А Евсевий продолжал въедаться со своими распросами.
— Родители твои кто?
— Они рабы, — сердясь, ответил варвар. И носом фыркнул.
Евсевий рассмеялся, довольный.
— Когда будешь епископом, найми учителя. Пусть обучит тебя манерам.
— Епископу манеры не обязательны, — сказал варвар. Ядовито так сказал, точно намекал на что-то.
Евсевий улыбнулся еще шире.
— Да, — согласился он. — Но это производит впечатление. — И неожиданно скакнул мыслью: — Где ты так выучился греческому?
— У нас дома говорят по-гречески.
— Ах да, ты же каппадокиец… Твои родичи — они не из тех ли, кого везеготы при Галлиене угнали?
— Из тех, — сказал чтец. И поглядел епископу прямо в глаза. После такого взгляда лучше бы старику прекратить распросы.
Ибо глаза у готского чтеца карие, а сейчас — то ли от усталости (весь день чужие слова с языка на язык взад-вперед гонял), то ли от освещения яркого — у самой лампы стоял — казались звериными, желтыми.
— Ладно тебе злиться, — сказал Евсевий примирительно. — Дай— ка мне лучше вина из того кувшина. — Показал на столик в другом углу комнаты. — Только разбавь, там рядом вода есть, в чашке.
Готский толмач мимолетом поглядел в темноту, где сидел второй римлянин.
Евсевий, заметив этот взгляд, хмыкнул.
— Глазами не шарь, намеков не делай, чтец, ибо тот, на кого сейчас смотришь, — епископ Демофил, и по возрасту он вдвое тебя старше.
На это варвар ничего не сказал. Молча прошел к столику, сделал все, как было велено, поднес чашку к губам Евсевия, помог выпить. Старик снова откинулся на подушки, помолчал, пошевелил губами.
— Каппадокиец, из пленных… — повторил задумчиво.
Варвар смотрел на него сверху вниз, стоя с пустой чашкой в руках. И так долго молчал, что Евсевий, наконец, заметил это. Встрепенулся на своих подушках.
— Что? Не по душе тебе что-то?
Тогда варвар сказал:
— Мой народ — вези.
С нескрываемым любопытством взирал на него Евсевий. В его душе точно вскричал кто-то громким голосом: нашел, нашел!..
— А молишься ты на каком языке, толмач? — спросил старик.
— Что? — Варвар растерялся. — По-гречески…
— Да нет, — нетерпеливо сказал Евсевий. — Нет, в мыслях, когда ты без людей, наедине с Богом.
— Бог читает прямо в сердце, минуя языки и слова, — сказал варвар.
Евсевий зашел с другой стороны.
— А твои слушатели, в церкви, которым ты читаешь Писание, — они-то понимают, что ты им читаешь?
— Да.
— Что же, они все каппадокийцы?
— Нет, не все.
— Да как же они понимают твой греческий?
Варвар молчал. Евсевий сверлил его глазами и сердился.
Отвечать толмач не хотел. Но его с детства приучали отвечать правду, если спрашивает старший. И особенно — если спрашивает клирик. И потому в конце концов ответил Евсевию:
— Потому что я читаю на их родном языке.
Смысл сказанного не вдруг улегся в голове Евсевия, забитой множеством самых разных мыслей и забот.
— Так ты говорил, что они готы…
— Я и читаю на готском, — совсем тихо сказал варвар.
И тут Евсевий подскочил, уронил две подушки.
— Ты читаешь Писание на языке варваров?
— Несколько отрывков, — пояснил чтец. — Те, что чаще используются в проповеди.
— Кто же переводил их?
— Я, — сказал толмач.
Евсевий прикрыл глаза.
— Прочти что-нибудь, — приказал он. — Хочу послушать.
Густая, тягучая варварская речь зазвучала в комнате, где и без того было душно. На своем варварском наречии молодой собеседник Евсевия говорил точно другим голосом, более низким. И чем дольше он говорил, тем благозвучнее становилась в ушах Евсевия готская речь. А ведь не далее как несколько часов назад он полагал ее пригодной лишь для солдатской брани да бесконечных торгов в пограничных городках (а торговались готы отчаянно, хуже евреев, — прижимисты и неуступчивы).
Наконец толмач готский замолчал. Евсевий тотчас открыл глаза.
— Что читал?
— От Матфея, шестая глава.
— Я так и думал. Повтори еще раз, хочу запомнить. «Отче наш» повтори.
Чтец послушно начал:
— «Atta unsar…»
С его голоса старый римский аристократ начал заучивать, неуклюже произнося слова чужого языка. Наконец, оставили это занятие — для него, Евсевия, увлекательное, для толмача же утомительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15