И вдруг рассыпались по полу, превратившись в бесформенную кучку пыли и мусора.
Еще несколько секунд я молча всматривался в останки с радостным опьянением, потом набрал полные легкие воздуха и заорал:
– Мэнни!
Дверь из кабинета в коридор мгновенно отворилась, и все четверо поспешно вошли в помещение. Носком ботинка я указал на пол, и они остановились, чтобы присмотреться, потом Мэнни вынул из кармана ключ и отпер дверь в приемную. Они уперлись во что-то твердое, что загрохотало по полу. Мэнни толкнул дверь, но ее заело. Тогда мы все гуськом проскользнули в приемную через полураскрытую дверь.
На ковре лежали два скелета – желто-белые, скопированные до мельчайших деталей, с красными пятнами на плечах, обсыпанные темными волосами. На их лицах, повернутых к полу, застыла издевательская ухмылка. Вокруг и под скелетами лежали едва заметные бурые обрывки – все, что осталось от двух огромных коробочек.
Мэнни лишь молча кивнул, а Бадлонг произнес:
– Это очень интересно, очень. Понимаете, – он повернулся ко мне с дружелюбной улыбкой, – это мне никогда не приходило в голову, но, конечно, это вполне возможно. Интересно. – Он снова глянул на пол.
– Ладно, Майлз, – Мэнни задумчиво посмотрел на меня, – я полагаю, что в конце концов мы вынуждены будем держать вас в камере, пока получим новые коробочки. К сожалению, ничего другого нам не остается.
Я только кивнул, и мы все направились к выходу. Мне было все равно, идти ли пешком или ехать в лифте, но Мэнни сказал:
– Пошли на лестницу. Суббота, в здании только сторож. Обслуживание паршивое.
Мы зашагали к железной двери и друг за другом стали спускаться по длинной спирали пожарной лестницы.

Глава 19

Карл Микер и низенький толстяк шли первыми, потом мы с Бекки, а Мэнни и Бадлонг замыкали процессию. Ждать было нечего, поэтому, когда мы приблизились к первой же площадке между этажами, я свел руки, нащупал пальцами полоски лейкопластыря под манжетами и, рванув их, так задумала Бекки, схватил каждой рукой по заряженному шприцу.
Ступив на площадку, где начинался полукруглый поворот к следующему лестничному маршу, толстяк взялся за перила, а Карл Микер отступил, чтобы стать рядом с ним. Я резко выступил вперед, оттолкнув Бекки в сторону; обе мои руки одновременно выпрямились, и не успели те двое опомниться, как я впрыснул им по два кубика морфия в большую ягодичную мышцу…
Они вскрикнули, обернулись и бросились на меня, а Мэнни с Бадлонгом навалились сзади. Упав на металлический пол, я брыкался и отбивался, коля их иголками. Но четверо против одного – это слишком много, за несколько секунд один шприц выбили у меня из рук, другой раздавили каблуком. Меня вмиг прижали к лестнице, и я изо всех сил размахивал единственной свободной рукой. Тем временем Бекки, они это видели, и я тоже, беспомощно съежилась в углу, стараясь держаться подальше от мужской свалки, в которой только руки и ноги мелькали в воздухе; глаза у нее расширились от страха, а ладонями она по-женски закрывала рот. Затем, когда мы уже так кряхтел и мычали, что лестница содрогалась, Бекки расстегнула рукава своего платья. Она рванула полоски лейкопластыря, решительно выступила вперед, пока Мэнни и Бадлонг пытались перехватить мою руку, и всадила в них обе иголки. Мои противники выпрямились. Я лежал неподвижно, восхищенно посматривая на Бекки. Какое-то время мы все стояли, сидели на корточках или лежали, застыв словно в пантомиме. Они уставились на Бекки, потом взглянули на меня.
– Что вы делаете? – удивленно спросил Бадлонг. – Я не понимаю.
Я встал на колени, пытаясь подняться, и они вновь бросились на меня.
Не могу с уверенностью сказать, как долго мы так возились. Но вдруг Карл Микер, который сидел на моей руке, тихо вздохнул, легко свалился на ступеньку и медленно покатился, ударяясь о каждый выступ, пока не застрял в металлической ограде перил, где и остался лежать, вяло подергиваясь и глядя вверх на нас. Они проводили его взглядом, и Мэнни крикнул: «Эй!»
Затем толстяк, который заламывал мне голову, откатился к стене и сел там, хлопая глазами.
Бадлонг взглянул на меня и раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но колени у него подогнулись, он повалился так, что железный пол зазвенел, и перекинулся набок, бормоча что-то несуразное. Мэнни, вцепившийся двумя руками в тонкий прут перил, согнулся и медленно присел на корточки, затем его пальцы расслабились и он, не разгибая колен, лег лицом вниз на гофрированный металлический пол, будто совершая мусульманский намаз.
Мы побежали по лестнице, стараясь не поскользнуться и не переломать себе кости. Через минуту мы уже толкали металлическую дверь черного хода.
Она оказалась запертой, здание было пусто и молчаливо в этот выходной день. Нам ничего не оставалось, как вернуться, пересечь вестибюль с огромным указателем помещений на стене, чтобы выйти через парадную дверь на Мейн-стрит. Я напомнил Бекки:
– Глаза должны быть расширенными и пустыми, делай не очень выразительное лицо, но не переигрывай.
Потом я толкнул дверь, и мы очутились на Мейн-стрит среди жителей вымершей и забытой Санта-Миры.
Почти сразу же мы встретили мужчину моих лет, я учился с ним в школе; напустив на себя незаинтересованный, равнодушный вид, едва скользнув глазами по его лицу, я чуть заметно кивнул, он тоже, и мы пошли дальше. Я чувствовал, как дрожит рука Бекки в моей. Затем мы прошли мимо низенькой полной женщины с сумкой, которая даже не взглянула на нас. В нескольких метрах впереди какой-то мужчина в форме поднялся с переднего сиденья машины и встал, ожидая нас, – это был полицейский Сэм Пинк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57