В общем, Брастер Лин по
зволил себе парочку вольностей при описании данного эпизода. Муза юмора
не оценила: щелкнула пальцами Ч и миллиарды (или триллионы) послушных на
ноцитов разом вырвались из тела злосчастного схолиаста, будто громадна
я стая чокнутых нанолеммингов-самоубийц сиганула в пропа
сть. На наших глазах товарища разорвало на тысячу кровавых кусочков. Его
голова покатилась под ноги остальным схолиастам, вытянувшимся по стойк
е «смирно»; на губах Брастера застыла кривая улыбка.

Это был серьезный урок, принятый всеми близко к сердцу.
Никакого тенденциозного изложения материала, никаких шуточек н
ад играми богов. Плата за иронию Ч смерть.
Муза наконец открывает глаза и смотрит на меня.
Ч Хокенберри, Ч произносит она тоном завзятого бюрократа, наме
ревающегося вышвырнуть на улицу конторского служащего средней руки, Ч
как давно вы с нами?
Я понимаю, что вопрос риторический, но пообщайтесь с божеством, п
усть даже такого мелкого пошиба, и вы тоже начнете отвечать на вс
е вопросы.
Ч Девять лет, два месяца и восемнадцать дней, богиня.

Она кивает. Я самый старый из выживших схолиастов. Продержался до
льше всех. И хозяйке это известно. Тогда к чему такое официальное признан
ие моей долговечности? Может, это лирический пролог перед тем, как взбеся
тся наноциты?
Я всегда учил студентов, что муз было девять: Клио, Евтер
па, Талия, Эрато, Полигимния, Урания и Каллиопа. Каждая из дочерей Мнемозин
ы, согласно поздней греческой традиции, получила в дар власть над каким-н
ибудь способом художественного выражения: игрой на флейте, к примеру, та
нцем, искусством рассказчика, героической песни... Однако за девять лет, дв
а месяца и восемнадцать дней службы соглядатаем в долинах Илиона лично я
видел и был представлен только одной музе Ч той, что сейчас возвышается
за мраморным столом. Полагаю, это Каллиопа. Не сказать, чтобы мне очень нра
вился ее голос, противный и резкий, точно клаксон (а ведь
calliope означает «сладкоголосая»). Зато на п
одчиненных он действует безотказно. Муза скажет: «лягушка» Ч и мы прыга
ем.
Ч За мной, Ч бросает хозяйка, стремительно поднимаясь с места, и
выходит из беломраморной залы через особую боковую дверь.
Я подскакиваю от неожиданности и бегу следом.
Рост у Музы божественный, более семи футов, а формы по человеческ
им меркам совершенные (хоть и не такие роскошные, как у той же Афродиты). На
поминают фигуру женщины-легкоатлетки из двадцатого столетия. Даже при с
лабой гравитации Олимпа я с трудом поспеваю за хозяйкой, ступающей по ко
ротко стриженным лужайкам между белоснежных строений. И вот она останав
ливается у стоянки колесниц. Мы здесь именуем их так, пусть сходство и нев
елико. Низенькие транспортные средства, изогнутые в виде простой подков
ы. Ни возничих, ни поводьев, ни коней. Уже внутри колесницы Муза хватается
за перила и зовет меня за собой.
Медленно, с бешено колотящимся сердцем шагаю следом и тут же отод
вигаюсь в сторону. Хозяйка стучит длинными пальцами по золотому клину Ч
это что-то вроде панели управления. Мигают огоньки. Раздается гудение, гр
омкие щелчки, внезапно колесницу опоясывает силовая решетка, и мы подним
аемся над травой, быстро вращаясь. Перед глазами возникает пара голограф
ических «коней», которые галопом «возносят» нас в небо. Знаю, изображени
я лошадок нужны, чтобы не сбивать с толку греков и троянцев, но иллюзия нас
только безупречна, что и я готов поверить в скакунов. Вцепившись в край бо
рта, пытаюсь собраться с духом, хотя никакого ощущения взлета не появляе
тся. Даже когда транспортный диск выплясывает пьяную джигу, а колесница
ныряет вниз и, промчавшись в сотне футов над скромным храмом Музы, разгон
яется по направлению к глубокой впадине озера кальдеры.
«Ух ты! Я в колеснице богов!»
Стыдитесь, Томас Хокенберри. Впрочем, это объяснимо: утомление, п
рилив адреналина...
Разумеется, я и раньше видел, как бессмертные разъезжают у Олимпа
или над долинами Илиона по своим небесным делам, однако смотреть снизу
Ч это совсем, совсем не то. С земли кони и колесни
ца кажутся более настоящими, весомыми, что ли. А вот когда вы легко и бесшу
мно проноситесь в тысяче футов над вершиной горы Ч точнее, вулкана, Ч ко
торый и сам имеет высоту восемьдесят тысяч футов...
По идее, макушка Олимпа должна находиться в безвоздушном простр
анстве и сиять вечными льдами. Но я спокойно дышу здесь, как и в казармах с
холиастов семнадцатью милями ниже, у подножия вулканических скал, а вмес
то льда тут мягкая трава, деревья и громадные белые здания, рядом с которы
ми Акрополь показался бы надворной постройкой.
На сверхзвуковой скорости мы со свистом пролетаем над восьмеркой озера
шестидесяти миль в поперечнике. Силовое поле , а может, бо
жественная магия заглушает вой ветра и не дает ему оторвать наши дерзкие
головы. По берегу кальдеры расположились сотни домов, окруженные акрами
вылизанных лужаек, а синие воды рассекают гигантские самоходные триеры
. Брастер Лин сказал как-то раз, что, по его прикидкам, гора богов достигает
размеров Аризоны, а площадь вершины приблизительно совпадает с общей по
верхностью Род-Айленда. Как странно сравнивать местные достопримечате
льности со штатами из иного мира, иного времени, иной жизни.
Не отрывая обеих рук от узеньких перил, вытягиваюсь и заглядываю за Олим
п. Потрясающее зрелище захватывает дух.
Мы так высоко, что я вижу, как на северо-западе синий горизонт изгибается п
еревернутым полумесяцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34