- Вы, конечно, знаете, что он уже больше у нас не работает.
- Конечно, он недостаточно большая сволочь для вас!
- Когда он перестал работать в агентстве "Аргус"?
- Что?.. Обождите-ка, пожалуйста... Как вы сказали? А, хотите у меня выведать что-нибудь, так ведь?
- Весьма сожалею, мадам. Из агентства "Аргус" вашего мужа выставили два месяца назад.
- Вы лжете!
- Стало быть, все эти месяцы он каждый вечер уходил на работу?
- Куда же он уходил? В "Фоли-Бержер", что ли?
- Почему он не пришел сегодня утром? Он вам не звонил?
Она, вероятно, испугалась, что ее поймают на слове, и предпочла повесить трубку.
Когда комиссар в свою очередь повесил трубку и повернулся, он увидел Андрэ Лекера, стоявшего позади него. Отвернувшись, тот тихо произнес:
- Жанвье уже поехал туда...
И пальцем сбросил слезинку, нависшую на ресницах.
ГЛАВА V
С ним обращались как с равным. Но он знал, что так будет недолго, что завтра он снова станет обыкновенным незаметным служащим у телефонного коммутатора, роботом, ставящим никому не нужные крестики в своей записной книжке.
Все занимались своими делами. Даже на его брата никто не обращал внимания, а тот глядел на всех по очереди своими кроличьими глазами, слушал их, ничего не понимал и все спрашивал себя, почему, когда речь идет о жизни его сына, они все так много говорят и так мало действуют.
Дважды он подходил к Андрэ и умоляюще тянул его за рукав:
- Разреши мне пойти искать...
Искать? Где? Кого? Приметы бывшего бригадира Любэ уже были сообщены всем комиссариатам, на все вокзалы, всем патрулям.
Искали теперь не только мальчишку, но и мужчину пятидесяти восьми лет, по всей вероятности пьяного, знавшего Париж и парижскую полицию как свои пять пальцев, мужчину в черном пальто с бархатным воротником, в старой серой фетровой шляпе.
Жанвье вернулся. Вид у него был оживленный - не то что у других. Все происходящее, казалось, вносило на какое-то время струю свежего воздуха. Потом постепенно все опять погрузится в серый туман будней, в котором неторопливо потянется жизнь.
- Она пыталась захлопнуть дверь у меня перед носом. Но я успел просунуть ногу в щель. Она ничего не знает. Говорит, что в прошлом месяце он, как всегда, принес ей свое жалованье.
- Для этого он и должен был воровать. Крупные суммы ему ни к чему, он бы не знал, что с ними делать. Какая она из себя?
- Маленькая, чернявая, с живыми глазами и крашеными, чуть ли не синими волосами.
Наверное, у нее экзема или прыщи на коже - она не снимает перчаток.
- Ты добыл его фотографию?
- Почти силой взял ее с буфета в столовой. Жена не давала.
Плотный мужчина с близко поставленными глазами, в молодости, по-видимому, первый парень на деревне, сохранивший с тех пор глуповато-самодовольный вид. Фотография к тому же была старая, многолетней давности. Теперь Любэ, надо полагать, опустился, похудел и вместо былой самоуверенности в нем должно было появиться притворство.
- Тебе не удалось узнать, где он бывает?
- Насколько я понял, она его никуда не выпускает до ночи, когда он отправляется, как она думала, на работу. Я расспрашивал консьержку. Он очень боится жены.
Часто консьержка видела, как он по утрам, шатаясь, возвращается домой, но стоит ему только положить руку на перила, и он выпрямляется. Вместе с женой он ходит за покупками, днем выходит только вместе с ней. Когда он спит, а ей надо выйти по делам, она запирает его и ключ уносит с собой.
- Что вы обо всем этом думаете, Лекер?
- Интересно знать, идут ли они вместе - он н мой племянник.
- Что вы хотите сказать?
- Вначале, часов так до половины седьмого, они были не вместе - Любэ не позволил бы ему разбивать сигнальные стекла. Их разделяло определенное расстояние. Один из них шел по следу другого...
- Кто из двух, по-вашему?
Такой вопрос хоть кого мог сбить с толку, особенно когда каждое твое слово ловят, словно ты ни с того ни с сего стал оракулом. Никогда еще он не ощущал себя таким ничтожеством, как теперь, никогда так не боялся ошибиться.
- Когда мальчишка карабкался по водосточной трубе, он считал виновным своего отца и поэтому-то с помощью записки о приезде мифического дядюшки Гедеона хотел спровадить отца на Аустерлицкий вокзал, где рассчитывал, по-видимому, встретиться с ним, забрав предварительно жестянку с бутербродами.
- Это выглядит вполне правдоподобным.
- Биб не мог думать... - пытался возразить Оливье.
- Молчи!.. В этот момент преступление уже свершилось. Ребенок не рискнул бы на такой поступок, если бы не увидел из окна труп...
- Он его видел, - подтвердил Жанвье. - Из своего окна он мог видеть тело от ступней ног до половины икры.
- Единственное, чего мы не знаем, был ли еще убийца в комнате.
- Нет! - в свою очередь сказал комиссар. - Нет, если бы он там был, он бы спрятался, пока мальчишка лез в окно, и убил бы этого опасного свидетеля, как убил старуху.
Необходимо было, однако, осмыслить все до конца, восстановить мельчайшие детали для того, чтобы найти Лекера-младшего, которого на рождество дожидались целых два приемника вместо одного.
- Скажи мне, Оливье, когда ты вернулся домой сегодня утром, в квартире еще горел свет?
- Да.
- В комнате малыша?
- Да. Меня это поразило. Я подумал, что он заболел.
- Значит, убийца мог видеть свет. Он боялся свидетелей. Ему, конечно, не могла прийти в голову мысль, что кто-то проникнет в комнату по водосточной трубе. И он поспешил уйти.
- И ждал на улице, чтобы узнать, что будет дальше. Единственное, что они могли сейчас делать, - это строить предположения, придерживаясь, насколько возможно, законов логики. Остальное было уже делом патрулей, сотен полицейских, разбросанных по всему Парижу, наконец, чистой случайности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20