Первым в уме появилось желание услышать ее голос. Хотелось, чтоб он журчал ручейком или звенел колокольчиком. Но ребенок молчал, и я начал было уже раздражаться от того, что не могу получить желанное. Как вдруг до меня дошло, что удивляться надо в первую очередь не ее голосу, а тому, что она, белый маленький человечек, здесь делает, и почему одна. Кроха, где твой родитель, хоть кто? Ты должно быть из какой-то скандинавской страны, личико твое бледное и глазки голубые. Ты здесь чего, дитя? Не успел я сконструировать в уме предположительный ответ, как через мгновение ее не стало. Взяла да растворилась в воздушном пространстве, да так запросто, будто такое поведение – давно привычное для меня явление. Как же я забыл: каждая маленькая девочка должна уметь с легкостью растворяться, как руки мыть перед едой.
Давай сначала: я взрослый человек с высшим техническим образованием. Я не верю в чудеса, а верю в таблицу умножения и заработную плату в иностранной валюте. Причем добавочно знаю, что внутри меня происходят всякие процессы, нередко таинственные и необъяснимые. Но исчезающий на глазах ребенок – это, знаете, слишком. Наверное, я сошел с ума. Точно, как же раньше не сообразил? То со стороны себя вижу, то теперь девочка. Мне стало не до шуток. Начинаю переставать себя точно ощущать, и будущее, теперь уже вовсе не светлое, грозит предстать передо мной самым непредсказуемым образом. Душа снова собралась вести самостоятельную жизнь вдали от тела. Чтоб остаться-таки целым, смотрю зачем-то на руки и ничего особенного в них не обнаружив, временно успокаиваюсь, а через минуту опять сомневаюсь, и снова проверяю, на месте ли они. Приехали: я сдурел. Глянь на себя, чудак-человек: стоишь на пустынной улице и собственным рукам дивишься.
Странное существо, как тебя там! Давай так: я тебя не видел, а только предположил, и ты, ради всех святых, блуждай где-нибудь поближе к своей национальной родине, в Европу давай, это как раз на другом конце планеты будет. Вот и договорились. А сейчас я спокойно пойду в ближайшее питейное заведение и куплю крепкого напитка в количестве больше нормы, а завтра проснусь и ты, чудесная, перепутаешься у меня в голове со вчерашними снами и новыми впечатлениями от похмелья. Будь здорова.
Я долго бродил потом по разным незнакомым улицам, слабо зная зачем, пока наконец не зашел в маленький ресторанчик в одном из непопулярных кварталов вдали от побережья. Хозяин очень удивился моему появлению. Видимо, я у него первый белый за всю историю заведения.
– Пожалуйста, водки и что-нибудь еще, все равно, будьте добры, пытаюсь сделать заказ с помощью рук и выражения лица.
Деревянное помещение в полумраке, штук десять пустых столиков с комплектами стульев. Почему я здесь один?
Стоило так подумать, белобрысая девочка появилась снова и совсем рядом, так что я мог разглядеть ее более детально. Шелковое пестрое коротенькое платьице, сандалии на босу ногу. Причем обувь почему-то отечественного производства на скользкой свиной подошве. Не берусь точно описывать ее лицо, оно просто милое, ребячье, главное в нем – свежесть детства. А вот глаза странные – небесного цвета. Заглянув в них, я очень интересно себя почувствовал, будто меня, потомственного землекопа, срочно оторвали от непрерывного труда и поместили в чистое место вдевать нитки в иголочные ушки.
– Послушай меня еще раз, милое создание. Я просто хочу дальше жить и я не собираюсь играть с тобой в Маленького Принца. Я очень хорошо знаю эту сказку, и она не про меня и тебя. То, что ты стоишь передо мной, ничего не изменит, ведь так? Как звать-то тебя? Почему ты все время молчишь? В таком случае будешь Эльзой. И почему кажется, будто я знаю, о чем ты думаешь? Зачем ты здесь? Чтобы морочить мне голову? Я и так в растерянности перед законами природы. Когда меня чему-то учили, было все ясно и понятно, а когда приходится учиться самому – не ясно ничего. И чем дальше, тем больше вопросов и все меньше на них ответов. Может, так и должно быть, и мы призваны жить в смятении, постоянно удивляясь фактам судьбы, а под конец, не разобравшись, что в этом мире к чему, совершенно растеряться, обидеться на нечутких товарищей и смертельно опечалиться. А может, должно быть все просто, и задаваться надо только теми вопросами, на которые заранее заготовлены в доисторических книжках ответы. Не мучь себя, горемыка – открой книжечку, ознакомься с предварительными ответами и спи дальше, любознатель. Раз так, то мне хочется стать растрепой – школьным двоечником, расстрелять из рогатки все уличные фонари, а потом залезть в брошенный подвал и жалеть беспризорного котенка. Хочется думать, что мир вольный, как ковыльная степь или как недрессированное лесное животное.
Посетите горную вершину и гляньте, как прекрасна окружающая действительность. Разиньте рот и покричите, и нет здесь «ибо сказано...», и страха нет, и до любви рукой подать. Она должна быть здесь, а не между двумя дышащими телами, как я только что. И она не членский билет некоего душевного объединения энтузиастов, почитателей догм.
Милая Эльза, я, кажется, наделал много глупостей. Эта коммерческая любовь, и те предыдущие – некоммерческие. И как себя точно ощущать при этом, мне до сих пор невдомек.
Я взял одну женщину и повез в большой город. Там мы гуляли по морозным улицам, грелись в уютных кафе, а под вечер нашли на вокзале бабушку, которая сдала нам комнату внаем на несколько дней и несколько ночей. Комната была в частном деревянном доме, до которого ехать минут сорок на электричке. Сорок минут – пшик, когда ты молод и не один, и все вокруг вновь, и жизнь впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23