Ибо коли Русь нам – земля отчая, то Бриттия, как есть – матерная, и след им быть под единою рукою».
В дверь кельи дробно постучали.
– Отец Амвросий! Там рыбари пришли, те, что всяк день рыбу в обитель приносят. К вам просятся.
– Чего же надо им? – Монах отложил перо и начал разминать уставшие пальцы.
– Говорят, чудо видели дивное. Не то змий в Днепре плескался, не то кокодрил, а только сети изодрал, да, подняв волну, в пучину ушел.
– Далеко то было?
– Сказывают, туточки, у монастыря, под самыми что ни на есть стенами.
– Ишь ты. Что ж, зови.
* * *
Ночь застала дромон уже в той части моря, которую прибрежные жители гордо именовали Русским. Замена весел, ремонт снастей не заняли слишком много времени, как, впрочем, и разграбление доставшейся в качестве трофея фелуки. Да и что там было брать? Анджело Майорано, доверив «Шершня» некоему почтенного вида мореходу из своего экипажа, велел ему держаться рядом, ни в коем случае не теряя дромон из виду. Затем, взяв еще нескольких подручных, перебрался на имперский корабль и твердой рукой повел его к далекому берегу Херсонесской фемы.
Кроме благодетеля-амальфийца на борту дромона остался господин рыцарь с оруженосцем. Анджело Майорано отнюдь не был рад подобному соседству, но его попытки убедить крестоносца вернуться на «Шершень» оказались бесплодными. Абсолютно не к месту красноречивому священнику, сопровождавшему красавицу севасту, пришла в голову мысль порасспросить рыцаря и его спутника о Святой земле и чудесах Востока. И сколько ни кидал на них новоявленный капитан негодующие взгляды, казалось, беседующие попросту не замечали его.
Право же, это было не совсем так. В эту самую минуту в голове благочестивого Георгия Варнаца звучало:
– Нет, ни я, ни Лис не видели, чтоб этот красавец своей рукой зарезал капитана. Но сам посуди – я этот кинжал выбил, а дальше Сергей видел, как Анджело вытащил его из палубы.
– Это еще ничего не значит, – прозвучал ответ, – он мог его в кого-нибудь метнуть, мог попросту выронить. В конце концов это может быть не тот самый кинжал, а похожий. Сложно ли перепутать в пылу боя?
– Ты что же, мне не веришь? — возмутился рыцарь.
– Отнюдь нет. Конечно же, твои слова – очень весомый довод, но это всего лишь слова. У нас нет доказательств, и мы ничем не можем припереть Майорано к стенке.
– И потому будем дожидаться, пока он нас к этой самой стенке припрет – у него-то точно найдется чем.
Однако вслух в кормовой надстройке дромона звучало совсем другое.
– ...Между четырьмя этими церквями располагается сад. Крыши над ним нет, стены так и сияют золотом, пол же выложен драгоценными каменьями. Посреди сходятся четыре цепи, каждая из которых тянется от одной из церквей. В том месте, где они скреплены воедино, и есть сердцевина мира. А еще к югу от этого места на горе Сион располагается церковь Святого Симеона. Там Господь омыл стопы учеников своих, и там же висит его терновый венец. По словам людей сведущих, именно в этом месте окончила свои земные дни Дева Мария, – рассказывал благочестивому монаху столь же благочестивый рыцарь.
Спутницы святого отца внимали речам воинственного пилигрима со смешанными чувствами. Точно пытаясь разгадать их, рыцарь то и дело кидал заинтересованные взгляды на девушек. Лицо одной из них, впрочем, было укутано серебристой тканью, полупрозрачной, но все же скрывающей ее черты. Зато ясный лик вельможной госпожи был щедро представлен для любования, словно бы в награду победителям.
– Эт самое, мой господин! – Оруженосец, высокий, худой, словно рыцарское копье, со взглядом столь же острым и переносицей, приобретшей форму латинской S в неведомых жизненных передрягах, насмешливо перебил своего рыцаря, явно не слишком заботясь о законах куртуазии.
– Ну шо ты барышням голову морочишь? Они тут счас составят компанию Деве Марии, потому шо уже все мухи от твоего рассказа давно повыздыхали. Ну да, правда, церквей там валом. Но это ж только кожура банана. Вот помню, пошли мы как-то с господином рыцарем утром подвиг совершать.
Вы не глядите, шо он на вид скромный, а так, ежели какой город на копье не возьмет или там армию сарацин не порубит в мелкое какаду, это ж все – день бездарно вычеркнут из жизни. Он мчится в ближайшую церковь, бьет поклоны о камень лбом и так пока очередной колодец не продолбит! Какое ни есть, а по тем местам – тоже полезное времяпрепровождение! Ну так вот, пошли мы, стало быть, на подвиг, и как назло – ни тебе крепости, ни сарацин. А уже далеко отъехали, до церкви тоже возвращаться – ноги по колено стопчешь. Видим – пещера. Ну, мы туда, может, там великан какой притаился или хотя бы сорок разбойников... Никого! А уже пить хочется, потому как земля – святая, а сушняк – обычный, не побоюсь этого слова, посконный и кондовый. И вдруг сэр рыцарь видит – бутылка, ну, в смысле, кувшин. Мы к нему. Он от нас.
– Не зовут ли твоего почтенного господина, о доблестный воин, Гаруном аль Рашидом? – скрытая серебристым покровом, усмехнулась Мафраз.
– Шо, вы уже слышали? Ну надо же, на ходу подметки рвут! Не, его по-разному зовут, он не всегда отзывается. А счас как начал в Святой земле подвиги совершать, так его уже и не зовут вовсе, наоборот вот, попросили найти еще какую-нибудь землю, которую не так жалко...
Севаста Никотея вполуха слушала болтовню тощего франка. Она слыхала, что где-то там за морем есть люди, именующие себя трубадурами, или же менестрелями, которые, не считаясь ни с правдой, ни с приличиями, воспевают подвиги своих господ, и несомненно полагала бойкого оруженосца одним из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45