Может ли этого стоить свобода?
Женщина закричала снова, но на сей раз Корде понял, что это агония, и чуть не упал в обморок от облегчения. Он сходил к доктору магии сразу же после того, как Саните Деде арестовали, и приобрел травки, которые заставляли сердце бешено колотиться и потом останавливали его. Он добавлял отвар в воду, которой поил Саните, однако не мог дать ей большую дозу, чтобы она не умерла слишком быстро, иначе де Шарантон заподозрил бы его, а в последние месяцы Корде старался не делать ничего такого, что могло бы привлечь внимание герцога. То, что происходило в подземельях, заставило его снова броситься в объятия матери-Церкви, и Корде мог бы поклясться, что ничто иное в мире не заставило бы его так поступить.
— Ты трясешься как баба, Корде, — насмешливо произнес де Шарантон. — Какая жалость. Мне говорили, что африканцы повыносливее, а эта тварь продержалась всего неделю. Она так ничего мне и не сказала.
— Попробуйте еще одну, cher oncle , — стала упрашивать Дельфина. — Возьмите мою служанку, мою Летти! Она сильная, и…
— А может, ей нечего было рассказывать, — безнадежно предположил Корде, чтобы заглушить этот жуткий шепелявящий голосок.
— Нет. Что-то было. Я знаю это. А вы изучали магию, мсье?
Корде с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в образок святого, висевший у него на груди. Как и многие его сверстники, Корде ненавидел магию как науку коварную и непредсказуемую и считал ее разновидностью мошенничества.
— Нет, ваша милость. У меня и времени-то на это не было никогда.
— У тебя такой варварский акцент, Корде! Прежде чем мы расстанемся, я научу тебя говорить по-французски как настоящего парижанина, правда, Дельфина? Но сначала я возмещу пробелы в твоем образовании.
Де Шарантон отошел от мертвой женщины и, взяв со столика графин, наполнил стакан красным вином и протянул его секретарю. Корде покачал головой, не смея заговорить. Де Шарантон сделал большой глоток, прежде чем продолжить.
— Считается, что маг призывает адские или божественные силы, дабы обрести власть над материальным миром. Но считать так — значит не принимать во внимание тот факт, что наш собственный мир — Гермес Трисмегист называл его Мезокосмом — наполнен собственными силами. Разве в варварскую эпоху монархии король во время коронации не заключал союза с силами своей земли, так что судьбы короля и земли оказывались связаны воедино?
Короля Людовика казнили, когда Корде был совсем мал. То, что сама Франция не встала на защиту своего повелителя, явилось одним из тех факторов, что привели Корсиканское Чудовище к победе. Корде неохотно кивнул. Де Шарантон удовлетворенно хмыкнул и налил себе еще вина.
— Ладно. Это новая земля. Каким обрядом мы свяжем себя с ней? Какие силы призовем?
Дельфина, заскучавшая от их разговора, забралась на красное мягкое кресло и стала качать свою куколку, ругая ее голоском, до жути напоминавшим голос де Шарантона.
Корде непонимающе уставился на хозяина, прежде чем осознал, какого ответа тот ждет.
— Но я думал… только король… кто-то королевской крови…
Де Шарантон неприятно рассмеялся.
— Но ведь это новый век, милый мой Корде, и мы должны забыть о предрассудках и в девятнадцатом веке наконец объявить магию наукой! Король — точно такой же смертный, как и остальные, и отсюда следует, что любой человек может воззвать к духам земли и стать их вассалом и повелителем. Эти невежественные дикари научились общаться с неведомыми силами, и я выведаю их секреты и использую их для того, чтобы приблизиться к этим духам и подчинить их своей воле. Не сейчас, так потом. Скоро. У меня есть не один способ добыть нужные мне сведения. Не забывайте, что я человек изобретательный, мсье Корде.
— Никогда не забуду, ваша милость.
«А для какой цели вы используете все, что узнаете, милорд герцог?» — подумал Корде. Все, что он услышал, было страшным — если де Шарантон решил управлять Новым Орлеаном при помощи магии, то ни пушки, ни клинки не вернут городу свободы.
Луи долго не мог понять, где он и кто он. Он очнулся во тьме и ощутил легкую качку корабля, но не представлял, сколько часов или дней провалялся без сознания и сколько уже плывет. Наконец его разум окончательно прояснился, и он вспомнил, что произошло.
В памяти всплыло, как он шел по улице Балтимора, потом перед глазами возникла арка у входа в банк Нассмана. Он не был уверен, но вроде бы помнил даже дородного и улыбчивого хозяина банка, запах кофе…
«Меня опоили», — вспыхнула в сознании мысль. Опоили и похитили.
Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно очнуться. Луи застонал, перекатился на спину и с болезненным усилием открыл глаза.
Для визита в банк он надел хорошую льняную рубашку и бархатные брюки, они и сейчас были на нем, но треуголка с плюмажем, шелковые чулки, красивые часы, башмаки с серебряными пуговицами и шелковый сюртук — все это исчезло. Попал ли он в лапы воров или похитителей — все едино, и Луи возблагодарил свою привычку к осторожности: он никогда не брал с собой бумаг, по которым можно было бы узнать, кто таков их владелец. По его вещам похитители никогда не узнают, где он живет.
Корабль снова качнуло, и Луи услышал громкое, словно выстрелы, хлопанье парусов. Каждое движение корабля вызывало у него позыв тошноты, хотя он был неплохим моряком.
По крайней мере темнота была не кромешной. В заполненной водой безопасной лампе плавала свеча. Безопасная лампа висела на крюке на бимсе, и тусклый водянистый свет позволял Луи хоть что-то видеть вокруг.
Он лежал на соломенном тюфяке в трюме, где обычно перевозили лошадей. Тут и до сих пор сильно пахло лошадьми, конский запах смешивался с «ароматами» дегтя и рассола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112