Не хочешь попробовать?
Чжэн Цзыюнь промолчал, зная, что Вану иногда нравится многозначительность.
— Да, приказа жены трудно ослушаться, но что ж поделаешь, если тянет! — захохотал Ван.— А я вот и курю, и жвачку жую, то есть ублажаю и жену, и себя. В результате все довольны...
В этом был весь Ван Фанлян, он часто таким способом выходил из сложных положений. Но сработают ли подобные методы в действительно серьезных ситуациях, возможных в будущем? Не придется ли ради них поколебать некоторые устоявшиеся представления?
Раньше люди, рассуждая о классовой борьбе, о битвах не на жизнь, а на смерть, думали, что противоречия такого рода возникают только между врагами. Но разве в одном и том же лагере нет непримиримых противоречий между новым и старым, прогрессивным и консервативным? Их тоже невозможно определить иначе, как «битвы не на жизнь, а на смерть», других слов не подберешь. Старые представления пустили глубокие корни в сознании людей и даже рассматривались как аксиомы, против которых нельзя выступать. Иногда они напоминали сети, опутывающие человека и мешающие ему двигаться. В этих сетях оставались и живые, и мертвые. Когда один из живых умирал, его труп боялись убрать, никто даже носа не смел высунуть наружу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Все покорно страдали от вони и гнили.
История, конечно, отмела многие из догм, за которые цеплялись люди, Самое печальное, что эти люди были нашими товарищами, иногда неплохими товарищами.
Мы привыкли говорить, что коммунисты двигают колесо истории. То, что сейчас воспринимается как крамола, в недалеком будущем станет аксиомой. В 1847 году Маркс призвал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Тогда на этот призыв откликнулись лишь немногие, а через каких-нибудь полвека, первого мая 1890 года, когда Энгельс в Лондоне писал предисловие к переизданию «Коммунистического манифеста», объединение пролетариев всего мира уже стало реальностью.
ГЛЭВЭ Будильник на тумбочке у изголовья показывал десять минут седьмого, надо было вставать. С улицы уже слышался нарастающий шум города. В этом разноголосом хоре звуков Юй Ливэнь, как жена директора автозавода, улавливала прежде всего шум машин и по гудкам, рокоту мотора могла даже отличить грузовик от самосвала, джип от легковушки.
Ей хотелось приготовить мужу вкусный завтрак — им редко удавалось поесть вдвоем. Подумав об этом, она улыбнулась: какая она все-таки глупая, муж для нее чуть не центр вселенной! Даже обычная еда, если он сидел за столом вместе с ней, становилась вкуснее, а привычные комнаты, когда он бывал дома, казались уютнее.
Но Юй Ливэнь продолжала лежать, не шевелясь, боясь разбудить спавшего рядом мужа. Она только приподняла с подушки голову и внимательно посмотрела на его исхудавшее лицо. Да Чэнь Юнмин явно переутомлен! Он спал как мертвый, без единого движения, и его брови были скорбно сдвинуты. Глаза глубоко запали, голова почти седая, хотя ему лишь пятьдесят с небольшим. И зарос весь — давно не стригся и не брился. Вчера вечером она прильнула лицом к его щеке, так чуть кожу себе не ободрала. «Сколько же ты не брился?» — спросила она. Он рассеянно усмехнулся и не ответил, наверное, задумался. Юй Ливэнь потрепала его по щеке: «Ты о чем думаешь?» — «Так, вроде ни о чем». Он ласково поцеловал ее в лоб. В этом поцелуе была именно ласка, а не страсть. Неужели ее все еще нужно утешать и отвлекать, словно невинную девушку? Ведь она видит, что у него на сердце какая-то тяжесть, которая не дает ему интересоваться ничем другим, и даже когда Ливэнь лежит в его объятиях, он лишь с нежностью ласкает ее.
Они поженились очень поздно. Если бы в шестьдесят втором году он не попал в больницу, то, наверно, никогда бы не выкроил времени для любви и брака. Нынешняя молодежь уже не понимает этого и не верит, что такие люди могли существовать. В тот год ему было тридцать семь, а ей всего двадцать три, она только что окончила медицинский институт и пришла в больницу практиканткой.
Лежа на больничной койке, он все время пристально смотрел на дверь и боялся отвести глаза, потому что в проеме двери часто мелькала стройная фигурка в белом халате. Порою Юй Ливэнь подходила к нему и улыбалась, и тогда он ощущал, что кроме производительности труда, стоимости продукции, основного и оборотного капитала, государственного плана, прибыли и тому подобного на свете существует еще кое-что, способное завладеть его воображением, силами и чувствами. Светлые брови вразлет, добрые глаза, небольшой рот, мягкие движения девушки почему-то напоминали ему об уютном гнезде в густой тенистой кроне деревьев. Он влюбился так же бешено, безоглядно, как и работал. Сразу. Некоторые осуждали его за это. А почему, собственно, нельзя влюбиться с первого взгляда?
Она была беспартийной, его и тут предостерегали. Но разве беспартийность — это вина? Когда мы наконец избавимся от формального взгляда на вещи и научимся постигать их суть?
В ее добрых глазах сквозило сомнение: «Гожусь ли я для тебя? Сумею ли сделать счастливым?» Он заключил ее в свои объятия: «Девочка моя, да ты рождена для меня!»
Но дальше их любовные отношения складывались не совсем обычно. Поспешно скидывая после смены белый халат и даже не успев поесть, Юй Ливэнь спешила на свидания и прогуливалась с Чэнь Юнмином под руку среди цветов, под луной. «Как, ты голодна? — поражался он, словно не веря, что она подобно всем смертным должна питаться, чтобы жить.— Это я виноват, ну-ка побей меня!» Он брал ее маленькую ручку, шутливо шлепал ею себе по щеке, и они бежали в первую попавшуюся харчевню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119