..
— Я тебя не спрашиваю: меня не интересуют твои
дела!
— А вечером у меня опять репетиция
— Ненавижу, когда люди лгут!
— Я не лгу!
Заза взглянул на часы.
— Иди,— сказала Заира,— чего ты стоишь?
— Да, мне пора!
— Прощай!
— Заира!
— Ты боишься, что я получу разрыв сердца?
— Почему ты должна получить разрыв сердца?
— Хватит!
— Когда я приеду из Москвы...
— Позвонишь? Да? Ах, большое тебе спасибо!
— Как хочешь...
— Как я хочу?!
— Может, ты не хочешь?
— А тебе все равно, да?
— Что?
— Звонить или не звонить.
— Нет, почему же...
— Хорошо, хорошо, ты опоздаешь!
— Да, я опаздываю.
— Всего!
У Заиры были длинные стройные ноги. Она размахивала сумочкой. И походка ее казалась безмятежной. Вдруг она поскользнулась, но устояла и невольно оглянулась на Зазу. Заза почему-то помахал ей рукой. Заира, будто не заметив этого, продолжала идти.
— Заира! — окликнул ее Заза.
Заира остановилась, Заза подошел к ней. Он сам не знал, зачем позвал ее, что должен был ей сказать.
— Что случилось? — вопрос прозвучал холодно.
— А ты не боишься снежков? — вот все, что он сумел придумать.
Заира в своем ярком наряде была завидной мишенью.
— Я обожаю, когда в меня кидают снежки! — сказала Заира.
Взгляд ее был таким безразличным, что Заза на секунду усомнился — Заира ли это на самом деле.
— Ну, что еще скажешь? — спросила Заира.
Она немного постояла и, не дождавшись ответа, повернулась на каблуках и ушла.
Заза пошел в театр, из театра он возвратился домой.
Там была панихида по его соседу, Валериану. Потом приехали автобусы. Людей было мало, народу едва хватило на два автобуса. Процессия двинулась к новому кладбищу. На кладбище лежал большой снег. Люди пошли по нетронутому снегу, только отпечатки огромных резиновых сапог шли до самой могилы. Эти следы, вероятно, оставил могильщик. На кладбище совсем не было деревьев. Снег так заботливо замел все могилы, что можно было подумать, что в этой голой степи хоронят только одного Валериана. Никто не плакал. Не было и музыкантов. Земля у края могилы была совсем сухой. Снег еще не успел промочить землю. Тут же, опираясь на лопату, стоял могильщик. У него были большие красные руки. Потом к Зазе подошел тот самый мужчина, который ночью спал в коридоре, он взял его под руку, отвел в сторону и доверительно проговорил:
— Вот, дорогой, что ждет нас всех!
Заза ничего не ответил.
— Пока мы живы — об этом не думаем,— продолжал мужчина. Потом он бросил папиросу в снег и старательно затоптал ее ботинком.
С кладбища Заза тоже поехал на автобусе. На развилке он пересел в такси. Доехав до проспекта Руставели, он почувствовал, что голоден. Вначале решил что-нибудь купить в гастрономе и поесть дома, но потом вспомнил, что там будет полно людей в связи с поминками.
Вечерело. Голые деревья на проспекте Руставели были облеплены стаями воробьев. Воздух дрожал от их звонкого чириканья. Перед Кашветской церковью дети вылепили снежную бабу.
— Что ты тут стоишь? — услыхал вдруг Заза. Он обернулся и увидел Папуну.
— О-о,— воскликнул Заза,— привет, Папуна!
— Кого-нибудь поджидаешь?
— Нет, я просто так. Посмотри, какая снежная баба!
— Я спал до полудня,— объявил Папуна.— Что за поганое было вино! Я головы не мог поднять!
— Тяжелое было вино!
— Не люблю я такие вина!
— И я тоже.
— Я помню, что вы насильно заставили меня пить!
— Я заставлял? Ты же сам был тамадой!
— Давай не будем!
— Эх, Папуна, Папуна!
— Что случилось?
— Да ничего.
— Так чего же ты здесь все-таки стоишь? — повторил свой вопрос Папуна.
— Думаю, где бы поесть!
— Приглашаю тебя на хинкали.
-— Я хочу чего-нибудь жидкого...
— Харчо!
— Это можно!
— Тогда пошли!
— Куда?
— Пойдем со мной.
Папуна взял его под руку:
— Я скольжу, как на коньках,— и добавил: — Терпеть не могу снег!
— Куда ты меня ведешь? — спросил Заза.
— А вот море я люблю по-настоящему. Только плавать не умею! — не умолкал Папуна.
— Все же куда мы идем?
— Потому, наверно, и люблю, что не умею. Не выношу загорелых кретинов, которые умеют хорошо плавать, вот спустимся сюда...
Они спустились по лестнице и вошли в полутемный ресторанчик.
— Я уже и забыл о существовании этого духана,— сказал Заза.
— Ну вот видишь! — почему-то эти слова Папуна произнес с особой значительностью.
Потом он торжественно поздоровался с буфетчиком, хлопотавшим за прилавком:
— Мой привет дядюшке Аквсентию, как жизнь?
— Спасибо, голубчик, спасибо!
— Попотчуешь нас чем-нибудь?
— Садитесь, голубчики!
— А харчо у вас есть?
— А как же! — огромное удивление прозвучало в голосе дядюшки Аквсентия.
Папуна подмигнул Зазе.
— Я же говорил!
— Еще изжарю вам добрый шашлык из совсем молодого поросенка!—самолюбиво добавил Аквсентий.
— Значит, из начинающей свиньи,— сказал Папуна,— вроде, как я начинающий художник!
— Что ты говоришь! — почему-то обиделся дядюшка Аквсентий. — Какой же ты начинающий...
— Тогда остаемся! — поднял руку Папуна.
— Да, голубчик, да!
Заза и Папуна сдали пальто гардеробщику. Папуна справился, конечно, о его здоровье. Затем, потерев руки, он снова обратился к дядюшке Аквсентию:
— Ну, мы садимся!
— Конечно, голубчик, конечно!
— Только у вас немного холодно!
— Согреетесь, голубчик, согреетесь!
Заза и Папуна вошли в зал. Зал был почти пустым, только в самом углу за двумя приставленными друг к другу столами сидела подвыпившая компания. Парням было лет по семнадцати-восемнадцати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71