Она чрезвычайно женственна и в то же время может таскать большие тяжести, тогда как ему чемодан везут на автокаре.
Она должна улыбаться всегда, при любых обстоятельствах, тогда как о н волен иметь собственное на» строение.
Ее вес не превышает шестидесяти килограммов, тогда как у него взвешивают только багаж.
Она неизменно должна быть выдержанной, тогда как о н может позволить себе и умеренное хамство...
Эту «Импровизацию на вечную тему» Вы можете свободно продолжить и, выбрав минуту, когда Ваш супруг в приятном расположении духа (не слишком раздражен по случаю ремонта машины и прочих бытовых неурядиц), показать ему или прочесть вслух Да, и передайте ему, пожалуйста, привет! Если до завершения вашей одиссеи нам больше не удастся обменяться «эпистолами», сразу же по прибытии просигнальте над Ошупилсом ракетой или, еще лучше, махните ко мне собственной особой. В будний день или в праздничный безразлично, но желательно — ближе к вечеру. Приезжайте, когда будет время и когда будет настроение. Если хотите весело поболтать, то в субботу, когда и моя семья в полном сборе, — и возьмите с собой Гунтара! Заколем вместо хрюшки колбасу и будем жарить на костре шашлык. Но если хотите поговорить с глазу на глаз, то соберитесь среди недели. Ладно?
16 июля 1977 года
ИЗ ДНЕВНИКА
17 июля 1977 года
Отправила Ирене письмо в Карелию — во взвинчен-но оптимистическом тоне и от начала до конца наигранно веселое. Ни беззаботность в нем не настоящая, с какой изображены мои приключения в Ошупилсе, ни простодушие, с каким описаны впечатления от поездки, ведь наше совместное посещение «Радуги» вышло не таким забавным, как оно выглядит в моем изложении. Скорее напротив. На душе довольно паршиво... Но следовало ли мне похваляться правдой? Хвастать тем, что я узнала от Янины? Признаться в своем сожалении, что не разглядела как следует Сипола? Хотя, по правде сказать, сама не знаю, чего в этом интересе больше: профессионального ли писательского любопытства, которому все бы разнюхать, или сладкого желания взглянуть в лицо «роковому мужчине» и узреть там, о, нечто демоническое? Изобразить в красках, как Винета на пути туда оживленно болтала, а потом в кафе сидела, как в рот воды набравши? И если б у нее не вырвалось одно короткое словцо, впору было подумать, что она, право же, лишилась дара речи. Между прочим, ее сходство с Иреной я открыла неожиданно как раз тогда, когда она произнесла это единственное слово. «Иуда!» — сказала она и плотно сжала губы. Я узнала строптиво сомкнутые губы Ирены и с удивлением отметила, что у девочки Иренины глаза. Но надо было быть в такой близости, в какой была я, чтобы поймать выражение глаз — горящих и в то же время затравленных, как у волчонка. Дарис, который по знаку Ундины рывком вскочил на шли (залив коктейлем зеленую поверхность столика), сразу осекся, услышав в свой адрес «Иуда», и в нерешительности скосил глаза на сестру, которая робко и враждебно смотрела туда, где Ундина беседовала с незнакомым мне мужчиной. Она кивнула еще раз, Дарис все же пошел. Винета, однако, не отозвалась и на третий зов, но, чопорно и манерно отставив мизинчик, отпила из бокала несколько глотков. Выглядело это жеманно и смешно. И надо было быть в такой близости, в какой была я, чтобы увидеть, как отот пальчик дрожал. Я спросила о мужчине — кто он такой. Это Сипол, коротко ответила Вине га. (Сипол... Не гак ли звался и тот малолетний индивид, который у школы кидал в нас снежки?) Черты лица мужчины память не сохранила. Хорошо помню, что его губы сложились в легкую улыбку, когда подошел Дарис, однако не могу сказать, полные у него губы или тонкие. Не помню ни формы его носа, ни цвета глаз (да и далеко это было, чтобы рассмотреть глаза). Ясней всего почему-то запомнилась спина, но это — «ружье», которое не стреляет: когда он шел к выходу, спина у него не была сгорблена. Сгорбленная спина — эта деталь позволила бы угадать происходившее в душе Сипола. Но это отпадает. Из кафе он вышел прямой как свечка и не оглянулся ни разу. На нем была коричнево-зеленая рубашка, слегка выцветшая на плечах, с закатанными рукавами. Что может мне дать выцветшая на плечах коричнево-зеленая рубашка с закатанными по локоть рукавами? Какой вывод тут можно сделать? Что он много бывает на солнце? А еще? Дает ли повод гордо поднятая голова предположить, что он самоуверен? А из того, что он ни разу не оглянулся, можно заключить, что он тут же забыл о детях, как только повернулся к ним не сгорбленной раскаянием спиной? Но, к счастью своему или к несчастью, я уже достаточно стара, чтобы знать, что мера душевной боли имеет мало общего с клоками растрепанных в публичном самобичевании волос...
Из кафе мы втроем двинулись к автобусной остановке — встретить Янину, которой Дарис с ходу доложил, что «мы видели папу» и «он купит мне портфель!». Особа Сипола вызвала в Янине мгновенную и явную аллергию: «Фигу он тебе купит! (Дарис: но он же сказал...) Хрена он тебе купит! (Винета: ну бабушка!). Да нам ничего от него и не надо! Пускай он от нас отвяжется — он даст, он купит! Дожидались бы мы пока он купит — мы бы давно все загнулись! (Винета: ну бабушка!)» Янина спохватилась, что слишком громко и бурно дала злиться своим чувствам, и, оправдываясь, добавила: покричишь так, дашь себе волю, хоть на душе легче станет! (Винета сказала в третий раз: ну бабутка!) «Да ладно, ладно!»—сдалась Янина и, чувствуя во мне союзницу, поскольку и я мать дочерей, поплакалась, как трудно с дочерьми, правда ведь, и обе у нее ну совсем разные: «Ундина — человек огня, а Ирена —человек ветра», но раз в тот момент нас занимала Ундина, по дороге домой она рассказывала про нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56