Фрукты в холодной темной яме портились медленно, однако спустя несколько дней процесс разложения пошел полным ходом. Пахла яма одуряюще – сгнившие манго, апельсины, лимоны и персики, а также истлевающие ирисы, фрезии и цикламены доставляли прохожим немало неприятных минут.
Все попытки извлечь похороненный микроавтобус оказались неудачными, мало того – возникла опасность, что грунт провалится и в других местах. Спустя день после происшествия были произведены геологическая и археологическая экспертизы, показавшие, что между бывшим храмом Святого Карла Боромейского с прилегающим к нему монастырем и храмом Святого Вацлава огромные пустоты, узкой полосой протянувшиеся вдоль площади до самых земельных владений Эммаусского монастыря. В вечерних газетах, которые почуяли запах скандала и потому подробно занялись данной историей, я прочитал, что об этих полостях (скорее всего, древних пещерах, в Средние века приспособленных под подвалы) новые времена даже не подозревали. После того как при императоре Иосифе разрушили множество церквей и монастырей, о них попросту забыли.
Миновала неделя, а дыра в земле по-прежнему обдавала пражан зловонием. В нее спускались на веревках спелеологи, и их сообщения из подземелий ошеломили общественность и ее законно избранных властных представителей. Под тремя упомянутыми храмами был обнаружен склеп длиной в двести и шириной примерно в тридцать метров, о нескольких ярусах и с добрыми тремя сотнями замурованных келий. Исследователи не выясняли, что именно находится в каморках, погруженных в вечную тьму, но историки и археологи сошлись во мнении, что это – обширный могильник и уникальное хранилище костей, устроенные монахами монастыря ордена Святого Креста при храме Святых Петра и Павла и бенедиктинского монастыря На Слованех. Специалисты настаивали на подробном исследовании подземного объекта, потому что предполагали: там может оказаться уникальное собрание предметов, представляющих значительную историческую ценность.
Но управление городских коммуникаций не желало об этом даже слышать. На кону стоят жизни десятков, а то и сотен пешеходов и водителей, твердили чиновники, в любую минуту может провалиться вся западная часть Карловой площади; тогда судьбу злосчастного микробуса разделят несколько ближайших домов и большая часть комплекса зданий Высшего технического училища; нельзя так рисковать людьми. Свои утверждения они подкрепляли апокалиптическими расчетами. Ими был предложен быстрый и на все сто процентов надежный план решения проблемы провалившейся мостовой. Они полагали, что лучше всего будет пренебречь находками и как можно быстрее залить дырявое подземелье бетоном.
Против этого протестовала группа архитекторов, которая заподозрила, что за радикальными и бескомпромиссными предложениями скрывается так называемое «бетонное лобби». Архитекторы выработали свой план, предполагавший действия постепенные и осторожные. Они хотели дать время археологам эксгумировать останки и провести их лабораторное исследование. Если выяснится, что монастырские подземелья не представляют особой историко-культурной ценности, требующей обращения с ними согласно соответствующему закону, то их можно будет переделать в роскошную автостоянку, а также устроить там коллекторы тепла, которое пробивается под Скалкой на поверхность вместе с подземными источниками.
Одним из активнейших членов этой группы был инженер Загир. Я немного удивился, когда наткнулся на его фамилию в газете в списке тех, кто направил городским властям открытое послание, апеллирующее к здравому смыслу. Но еще больше я поразился, когда прочитал в другом номере «Вечерней газеты», что сторонники радикальных решений избрали своим главой инженера Барнабаша.
Душой я был с умеренными – их план не исключал иные варианты и предполагал возможность внесения изменений; вдобавок тут наверняка сыграло свою роль то, что я был лично знаком с Загиром. Я даже решил позвонить ему и выразить свою поддержку, однако полковник Олеярж не дал мне этого сделать. Спустя день после малоприятного посещения Карлова он позвал меня к себе в управление и поручил задание, услышав о котором я едва не лишился чувств: мне вместе с капитаном Юнеком предстояло обеспечивать безопасность Барнабаша. Я даже не дал Олеяржу договорить. Я попросил избавить меня от этого задания, потому что я расхожусь с Барнабашем во мнениях, и в порядке самокритики добавил, что мои промахи уже стоили жизни одному человеку. Я даже рассказал, как потерял Загира в Штепанском квартале. Для пущей убедительности я добавил, что Загир сам довольно быстро отказался от моих услуг.
Я уже должен был усвоить, что с полицейскими типа Олеяржа не спорят. Он не хотел ничего слышать, заявил, что мои отношения с господином Загиром его не касаются, а что до Пенделмановой, то мне наверняка известно, что следствие о причинах ее смерти было не закончено, а лишь на время прервано и потому нечего мне посыпать голову пеплом. Я должен оставаться в Праге в ожидании распоряжений и всегда быть под рукой: возможно, мне дадут и какое-нибудь другое задание. Он пообещал выделить мне комнату в полицейском общежитии – не пройдет и месяца, как я смогу перебраться туда. Достав какой-то бланк, он написал на нем требование выдать мне с полицейского склада рацию. Потом смерил меня с головы до ног испытующим взглядом и приписал туда еще пистолет, кобуру и двадцать патронов. Его необоснованная вера в меня была так сильна, что я умолк. Пистолет оказался большим и тяжелым, в толстой кожаной кобуре, натиравшей мне подмышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100