Добравшись до жуков, от жара и укусов совершенно обезумевших, сотник быстро обрубил постромки, потом пробрался вперед и сжал первой паре жвалы, это всегда действовало безотказно.
Жуки замедлили ход, потом остановились, нетерпеливо перебирая лапами. Олаф поудобнее устроился, сев прямо на передний, сдвоенный хомут, и дождался запыхавшегося Стаса. Стрекоз нигде не было видно! Зато вдалеке, около самого улья, продолжали бешено виться облака пчел.
- Как ты медленно бегаешь, - укорил он островитянина. - надо быть подвижнее. Странно, что тебя ни разу не ужалили.
- Так надо было бояться жала или жвал?.. - выдохнул усталый Стас. - Я уж думал, что мне конец, я уж думал, что...
- Не болтай, садись как я и держись покрепче жукам за усы. Пчелки наши друзья, они сейчас стрекоз на части рвут. Едем, пока про нас не вспомнили.
- Они боятся огня, да? - спросил любопытный бернец, когда жуки снова побежали.
- Так боятся, что полетели на реку за водой, пожар тушить.
Он не шутил. Полосатые насекомые исправно тушили все степные пожары, возникающие поблизости от улья. Забывая о пище и отдыхе, они могли целыми днями приносить в степь воду и отрыгивать ее на огонь.
Постепенно направляя жуков левее, Олаф вскоре снова вывел упряжку на дорогу. Как часто ни оглядывались беглецы, стрекоз больше не увидели. наверное, в Хлоя-табе все еще ждали рапорта об уничтожении врагов.
- Везучие мы с тобой люди, Стас! - крикнул сотник товарищу, когда увидел впереди на дороге группу людей.
Однако по мере приближения к ним сотник начал беспокоиться. Люди сначала сбежали с дороги в степь, а потом, разобравшись, кто перед ними, с криками высыпали обратно, натягивая луки. Олаф отпустил усы одному из жуков, схватился за другого, заложил крутой вираж. Когда упряжка снова выбежала на ровное место, оставив позади дикарей, в боку одного из жуков торчала стрела.
- Фольш!! Фольш!! - еще некоторое время доносилось сзади.
- Кто это такие?! - расстроенно поинтересовался Стас. - Ты говорил, надо бояться только стрекоз!
- Повстанцы! Плохо дело, если они здесь. Но впереди я не вижу дыма, надеюсь, с Вахласом все в порядке. По крайней мере одно могу тебе сказать точно: смертоносцев нам бояться не нужно.
- Я их и видел-то только два раза, издали, - пожаловался островитянин. - Но я тебе верю, Олаф.
- Все будет хорошо, - пообещал сотник, в очередной раз обернувшись и обнаружив за спиной пустое небо.
- Жаль только, что вся еда сгорела, и вообще все, что я взял. А нельзя ли нам от города к городу ехать на этих жуках к морю? Они быстро бегают.
- Боюсь, что нельзя, Стас. Очень уж много в степи шатается дикарей, не говоря о стрекозах. Тяжелые настали времена... Но я что-нибудь придумаю.
Чивиец оглянулся еще несколько раз, но с тем же результатом. Ни дикари, ни хищники им больше не угрожали, и вскоре впереди показались высокие каменные дома Вахласа. Силуэт города будто бы подрагивал - это колыхались на ветру огромные полотнища старой паутины. У Олафа даже сердце заныло от этой картины. Пусть это и не Чивья, зато здесь живут друзья. Скоро о Хлоя-табе и измене речников будут знать все, скоро огромные армии сольются в одну, чтобы в отчаянной битве одолеть общего врага хотя бы численным перевесом. И конечно, Олаф-сотник еще более упрочит свое положение в Чивья... Высокородным господином нельзя стать, им можно только родиться. Зато стать тем, кому эти господа кланяются при встрече, при некотором везении вполне доступно.
Они уже почти достигли первых зданий, и сотник весло смеялся над аханьем Стаса, испугавшегося паутины и темных фигур смертоносцев, замерших на ней, когда из города выбежали четыре восьмилапых. В головах у людей одновременно раздалось одно и то же слово.
«Пхаш!»

Глава тринадцатая

Пауки умели мучать людей. Они никуда не спешили, и от криков казнимых, заживо пожираемых, растворяемых пищеварительными ферментами повстанцев у Люсьена уже звенело в ушах. Ему казалось, что скоро скалы начнут осыпаться от этих воплей. Но чивийцев происходящее только забавляло, они вовсю подшучивали над умирающими, особенно старался Валари.
К вечеру люди сделали перерыв на ужин, все ели с большим аппетитом. Люсьену кусок в горло не лез, потому что крики продолжались. Он с тоской поглядывал на оставшихся ждать своей очереди повстанцев. Его так и подмывало подойти и прикончить последних троих.
- Жалеешь их, - сделал печальный вывод Валари. - А почему? Они предатели, нарушили клятву. Если бы можно было заставить их мучаться вечно, так бы я и поступил, обязательно. Да и вообще, они знали, на что шли.
- Я все понимаю, - остановил его Люсьен. - Просто не привык к такому. Я слышал от стариков, что в Ужжутаке устраивали что-то похожее, но сам вырос в Хаже.
- Может, у вас пауки и мертвецов не едят?
- Едят, куда же их еще девать? - искренне удивился Люсьен. - Не в землю же закапывать. Смертоносцам нравится, пусть едят. Я говорю о живых людях. Все-таки, они ведь уже не исправят того, что наделали.
- Вот поэтому и должны люто помирать! - кровожадно заявил Валари. - Вот ты ушел, а их допрашивали. Они говорят, что не убивали Олафа, что его унесла огромная стрекоза. Раньше я бы сказал, что они горного наса нажевались, но та, которой ты отрезал голову, могла бы такое сделать... Наверное, это она и есть.
- Может быть... Может быть даже, что она и меня хотела утащить, только не смогла обезоружить.
- Тогда тебе повезло. А бедняге Олафу - нет, сожрали его в норе личинки. Ладно, сиди, я пойду спать устраиваться, сегодня нас ночью подняли.
Люсьен недоверчиво следил за лучником, но тот и в самом деле извлек из сумки одеяло, завернулся в него и уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89