«Все-таки он был не „тэт“, а „тэт-М4“, — вспомнил Сол, отдёргивая ногу.
Завыла сирена. Сол поднялся и заковылял прочь. Лицо и рубашка были в грязи, руки — в грязи и ссадинах. Он вытер ладони о брюки, ладонями вытер лицо и снова вытер руки о бедра. И обнаружил, что идёт на обеих ногах. Правая снова работала нормально, хотя по ней ещё пробегали судороги. Сол догадывался, в чем причина его излечения от паралича. Но смотреть за угол, откуда несло горелым, не решился. Он лишь огляделся, чтобы понять, в ту ли сторону идёт.
Улочка была безлюдной и совершенно незнакомой. Оба её конца через несколько десятков метров одинаково утыкались в темноту. Солу показалось, что в той стороне, куда он уже начал идти, немного светлее. Возможно, это была иллюзия, но он пошёл дальше в том же направлении.
Гулять без макинтоша оказалось не так уж тепло. Рубашка спереди и на руках промокла, и теперь ткань липла к телу, как ледяная присоска. Однако Сол с удивлением заметил, что это доставляет ему странное удовольствие, напоминающее о том самом дремле. Как же он назвал это утром? Яркое, светлое… Нет, было какое-то другое слово, одно звучание которого возвращало ощущение, испытанное прошлой ночью.
Он вышел на набережную. Порыв ветра снова прилепил холодную рубашку к груди. По телу побежали мурашки.
Пронзительное, вспомнил Сол. Да, именно так. Пронзительное.
На воде у берега плавали кувшинки. Розовые и белые вперемешку. Как тогда.
От узнавания этой сцены в голову пришла удивительная идея, которая почему-то пряталась от него целый день. Он так долго пытался выяснить, как работает дремль без дремодема — но ни разу не попытался просто повторить этот замечательный опыт, создав похожие условия! Ну и что с того, что механизм неизвестен? Ведь если это случилось один раз, то может быть…
Он сел у воды. Ветер продолжал играть мокрой рубашкой, заставляя её касаться кожи и снова отлепляться. Но было уже не холодно. По телу разливалось спокойствие и какая-то странная лёгкость…
У-ух!
Сол испуганно распахнул глаза. Фу-у… Нет, ничего. Просто показалось. Он по-прежнему сидел на берегу, на воде покачивались кувшинки.
Но до чего реалистично, даже страшно стало! Миг назад у него возникло ощущение, что он висит в воздухе над водой, метрах в трех над поверхностью. И не просто висит, а начинает поворачиваться, сделав какое-то движение рукой. И было светло, совсем не так, как сейчас.
Ну что ж, это уже кое-что. Он сел поудобнее, расслабился. Снова закрыл глаза. И улыбнулся от мысли, что теперь знает: оно совсем рядом. Сначала темнота, тепло и спокойствие. А потом оно. Светлое. Яркое. Пронзительное.
ЛОГ 11 (БАСС)
Сидеть на сикоморе было вовсе не так уютно, как казалось снизу. Вначале Басс планировал вести наблюдение прямо со ската. Но кладбищенская глушилка работала даже лучше, чем описывал Марек. За полсотни метров до ограды «Эдема» скат выкинул такой фортель, что если бы Басс вовремя не спланировал обратно, даже хороший мануальный терапевт уже не помог бы.
Оставалось засесть где-нибудь около границы колпака-глушилки. Сикомора представлялась идеальным наблюдательным пунктом. Сначала. Просидев на дереве полчаса, Басс начал испытывать некую особую форму агорафобии.
Раньше он никогда не пугался высоты, летая на скате и в узких городских улочках, и вдоль побережья. Но на дереве высота ощущалась иначе. Чего стоило одно только покачивание, хотя и слабое, но раздражающе нерегулярное. Вроде и не летишь, но в то же время и не зафиксирован. А круговой веер ветвей на уходящем вниз толстом стволе так же неравномерно структурирует пустоту пятнистыми ярусами, словно подчёркивая, как далеко падать и какое разнообразие переломов это сулит. Просто мечта для… тут Басс опять вспомнил о том, из-за чего лишился работы, и непроизвольно скрипнул зубами.
Робохируги не мечтают. Эти твари, с их фрактальными манипуляторами, сами похожи на перевёрнутые деревья. Упал с дерева, малыш? — никаких проблем, тебя зашьёт перевёрнутое дерево.
Вдобавок ко всему ветер поддувал именно наверху, где сидел Басс. У подножья дерева в это время спокойно стоял желтоватый туман, расстелившийся по всему полуострову с кладбищем. Но над морем, с трех сторон окружившим «Эдем», жёлтой мги не было. Её не было и с четвёртой стороны, где полуостров примыкал к городу. В результате с наблюдательного пункта Басса туман выглядел отдельным облаком, которое навалилось на главный из Садов Саймона, как стоногий спрут — на гряду морской капусты. Это тоже не улучшало настроение: до сих пор Бассу не доводилось работать в таком густом тумане.
Новый порыв ветра качнул дерево. Басс схватился покрепче за ветку, закрыл один глаз и вызвал часы. Без пяти. Ровно в четыре, если верить Мареку, люди мэра дадут «окно» для прохода в «Эдем».
— Пятиминутная готовность, братья. Подтвердите, — сказал он, включив коммут.
В ухе зашептали подтверждения. Пятеро рубил с акелами заняли позиции с разных сторон кладбища — пока ещё снаружи колпака, в зоне уверенного приёма. Со своей сикоморы Басс видел только Камиллу и кривоносого, ждущих у центрального входа. Ещё двое пойдут с моря, а пятый — по боковой аллее, кратчайшим путём до склепа Саймона.
Если это можно назвать склепом… За годы гробокопательского промысла Бассу доводилось бывать на разных кладбищах, и у него даже сложилась кое-какая классификация. Одного взгляда на планировку «Эдема» было достаточно, чтобы поверить в рассказ Марека. Никакой прямоугольности, никакого разбиения на стандартные ячейки, как это свойственно кладбищам для бедных, вроде греческого «Пантеона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179