Когда выяснились размеры этой беды, я дал задание своим помощникам узнать, могут ли местные умельцы что-то сделать. Оказалось, что никто ничего сделать не может, потому что запчастей к «бьюику» нет, а картер, как известно, делается из какого-то особого сплава, который не поддается ни газовой, ни электрической сварке. Съемки наши остановились.
В момент отчаяния я вдруг вспомнил про Бабу Новрузовича, которого все местные жители называли хозяином Гобустана, хотя он не был ни секретарем обкома, ни председателем горсовета. Дело было так. Однажды к нам на съемку, а снимали мы в этой долине, кишащей кобрами, гюрзой и гадюками, вдруг подъехала черная «Волга». По тем временам на черных «Волгах» ездили чиновники не ниже секретаря райкома партии. Из «Волги» вышел маленький, крепкий, уверенный в себе азербайджанец, чуть лысоватый, в черных очках. За ним шел высокий крепкий украинец, его помощник, который услужливо ему что-то подавал. Азербайджанец подошел к нам и спросил: кто здесь главный? Указали на меня. Он посмотрел с сомнением, я был совершенно юный, один из самых молодых режиссеров на «Мосфильме». Тем не менее, он протянул мне руку и представился: Баба Новрузович. Я представился тоже. А его «шестерка» быстро отвел меня в угол и сказал:
– Баба Новрузович – это самый большой человек в Гобустане, он может все!
Я говорю:
– А кто такой?
Он посмотрел на меня, как на инопланетянина, и сказал:
– Баба Новрузович – начальник тюрьмы строгого режима.
После этого мы вежливо поговорили с Бабой Новрузовичем как с почетным гостем, я ему представил нашу актрису-красавицу Ирину Азер, наших знаменитых актеров Владислава Стржельчика и Георгия Вицина. Баба Новрузович был необыкновенно доволен этим знакомством, немножко постоял, посмотрел, вежливо раскланялся и уехал по своим делам.
И вот когда уже весь азербайджанский автомобильный и авторемонтный бизнес отказался реанимировать наш «бьюик», у меня от отчаяния всплыло лицо Бабы Новрузовича, который «может все!». Мы бросились в эту тюрьму. Приехали туда, представились охране. Баба Новрузович нас довольно быстро принял у себя в кабинете. Мы рассказали ему о нашей беде. Он позвонил по селектору, с кем-то поговорил по-азербайджански и сказал: все будет в порядке. Нас проводили в один из бараков этого лагеря, но этот барак был вне пределов охраняемой зоны. Здесь сидели заключенные, которые пользовались особым доверием Бабы Новрузовича. Там был потрясающий повар, первоклассный шофер, прекрасный автомеханик – то есть люди, которые владели редкими специальностями и составляли команду его личного обслуживания. И которые были безумно счастливы, что живут на свободном режиме, вне рабочей зоны. Потому что рабочая зона, как я уже сказал, представляла собой ад. Его можно было сравнить с гигантской дыркой, которую сверлит в зубе больного зубной врач. Это была дыра с многометровыми вертикальными стенами, на дне которой пилился туф. Туф – бело-желтый камень, он слепит на солнце, как пиленый рафинад. Температура летом в Азербайджане под 40 градусов жары, а внутри горы без ветра температура поднималась до 60-70, и эти заключенные, абсолютно ослепшие, оглохшие, дышащие туфовым порошком, вылетающим из-под пил, должны были с утра до ночи резать этот камень, и единственной их радостью была какая-нибудь гюрза или гадюка, которая заползала в их зону. Они ее подкармливали, развлекали, лелеяли, она становилась их другом. Ведь это была хоть какая-то живность, скрашивающая страшное существование, которым они платили за свои преступления. И потому люди, которых Баба Новрузович освобождал от этой медленной смерти в раскаленной и пыльной жаровне горы и переводил в свою бытовую команду, были на седьмом небе от счастья.
Зек, к которому нас привели, получил 15 лет за убийство. Он был профессиональным водителем, но в пьяном виде убил человека, и не простого, а партийную шишку. То есть наш зек был шофером этого руководителя, и на каком-то семейном торжестве босс приказал ему пить за его здоровье, за его жену и детей. А потом отвезти его куда-то. Шофер в пьяном состоянии сел за руль и по дороге разбил машину и угробил этого партийного деятеля, за что и получил 15 лет.
Проведя какое-то время в этом аду за распиловкой туфа и починив там все механизмы, которые постоянно выходили из строя из-за дикой пыли, он за хорошее поведение и за свои золотые руки был освобожден Бабой Новрузовичем от этой каторги, жил в бараке вне зоны и был необыкновенно счастлив. А когда ему сказали, какая у нас беда, он даже обрадовался, потому что ковыряться в моторах было его хобби, а «бьюик» он вообще видел первый раз в жизни.
Осмотрев этот «бьюик» в ремонтной яме, он сказал, что починит его. Но добавил:
– Учтите, что ходить он будет ровно одну неделю. На неделю я даю гарантию, но потом этот картер расколется. И тогда его уже не починит никто. Вас это устроит?
Мы сказали, что недели нам достаточно, мы вообще снимем эту сцену за три-четыре дня. И пока он чинил машину, я периодически приезжал в этот лагерь, смотрел, как идут дела. Тогда Баба Новрузович приглашал меня в свой кабинет и рассказывал истории из своей жизни. Истории его были своеобразные. Они начинались с какого-нибудь философского обобщения. Например, он говорил так:
– Я своих заключенных люблю, как детей. Я только одного из них убил рукояткой пистолета.
Дальше следовал рассказ о том, как он прославился добрым отношением к заключенным. На самом деле, как рассказывали мне сами заключенные, система этих отношений была построена следующим образом. У него был «шестерка» – тот самый украинец Петренко, который с ним вмеcте вылез тогда из машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88