— Девушка была добра и любила шутить. — Можешь спать на моей подушке, но вздумаешь распускать когти — пеняй на себя. Даю тебе имя Птичка.
Вот так жуткое дитя кобылицы стало Птичкой. Оно спало на подушке слепой девушки, ковыляло за следом, когда та шла кормить гусей или доить козу, и все настолько привыкли к чудовищу, что даже гуси перестали шипеть на него.
Так продолжалось несколько месяцев.
Все вокруг уже готовилось к зиме, подули холодные ветры, и заморозки сорвали с деревьев последние листья. Гуси скользили по замерзшему пруду и неуклюже падали, делая вид, что так и надо, пока не приходила девушка и не разбивала им лед. Однажды утром, когда она этим занималась, на берег осторожно вышел мужчина.
Сам он был не из этих мест, однако прослышал о слепой, которая жила в одиночестве, и решил, что сможет у нее чем-нибудь поживиться. Поэтому он пробрался в хижину и, когда девушка вернулась домой, уже сидел в доме и оглядывался по сторонам.
— Кто здесь? — спросила она.
— Всего лишь я, — ответил мужчина.
Девушка вздрогнула. Она слышала лишь один мужской голос в своей жизни, и это был голос ее отца. Однако этот звучал совсем иначе.
— Что вам надо?
— Ну это зависит от того, что ты можешь предложить, — уклончиво ответил мужчина.
— Я небогата, но если вы нуждаетесь…
— Да, я очень нуждаюсь. Так нуждаюсь, что уже выпил все твое молоко, а на будущее запасся сыром и хлебом, которые тоже взял у тебя. Яблоки и айву я не люблю, можешь их оставить себе. Но больше всего мне нужна добрая милая девушка. Я знаю, что ты слепа, но я молодец что надо. У меня были красотки и получше тебя, но сейчас и ты сгодишься.
Девушка похолодела от страха. У нее не было ни оружия, ни глаз. Она понимала, что ее ждет. Если она попытается оказать сопротивление, этот негодяй, чего доброго, еще и покалечит, а то и вовсе убьет. Она невольно вскрикнула, выразив этим звуком весь свой гнев и ужас, и воздух вокруг нее словно затрепетал.
— Кто это у тебя под ногами? Черная курица? — осведомился разбойник, расстегивая пояс. — Птицы хороши только на вертеле. Отправь ее вон. А когда я буду уходить, прихвачу у тебя пару гусей. А теперь ложись.
— Только не на кровать, — пролепетала девушка, и из ее слепых глаз брызнули слезы. — Эту кровать сделал мой отец, и на ней умерла моя мать. Если уж вы так настаиваете, то на полу. — И она легла и отвернулась в сторону, хотя все равно ничего не видела. А потом до нее донеслось проклятие и крик боли…
Она лежала и прислушивалась к его прерывистому дыханию и бормотанию, которое звучало все дальше и дальше.
— Что случилось? — спросила девушка. — Если вам надо надругаться надо мной, делайте это и уходите.
Но до ее ушей доносились только судорожные всхлипывания, а потом она ощутила жар, который вдруг пропитал всю хижину. Домик заходил ходуном, и вдруг послышался мощный удар, а за ним — пронзительный орлиный крик и конский топот, и девушка поспешила забиться в угол.
А незваный гость исчез. С криками и причитаниями, бросив сумку и штаны, он ринулся прочь по замерзшей слякоти, налетел на гусей и помчался еще быстрее, — только пятки засверкали.
Гуси же поспешили к пруду, не отрывая глаз от хижины.
«Неужто это наша Птичка?»
В дверях стояло огромное и жуткое существо — черная лошадь на четырех орлиных лапах и с орлиной головой. Очи горели пламенем, а в клюве она держала клок волос, вырванных из шевелюры вора.
Затем все погрузилось во тьму и тварь исчезла. Осталась лишь Птичка, она неуклюже топала по хижине.
Это второе дитя кобылицы обрело собственные чары. Его сморщенное сердечко научилось расцветать. Птичка научилась вырастать в мгновение ока и снова уменьшаться.
Подойдя к девушке, она потерлась головкой о ее руку. Хозяйка взяла ее к себе на колени и расплакалась. Птичка укоризненно царапала ее юбку коготками, словно говоря: «Ну, что ты плачешь? Я же спасла тебя».
— Что случилось? — спросила девушка, словно обращаясь ко всему миру. — Это отец оставил мне какой-то оберег? Или боги сжалились надо мной?
Птичка свернулась на ее подоле, как в гнезде, и, спрятав голову под крылышко, заснула с чувством выполненного долга.
2. В Никуда на крылатом скакуне
Солнце садилось над городом Богини Земли. Здесь светило голубое солнце, а потому закат был лиловым, а не розовым. Затем над городом поднялись семь лун и заполнили небосвод гармоничным перезвоном.
Серебряное колесо восьмой луны уже выкатилось и заняло свое место над самой высокой башней дворца богини Азрины. С этого колеса свисал некто крошечный, он не переставая кричал. Крики повторялись так часто, что даже горожане принимали их за плач ночной птицы.
Азрина восседала на крыше башни в кресле из резного хрусталя, а обочь нее расположились две белокаменные кошки. Они двигались, умывались языками.
Поблизости стояли часовые из ее стражи, придворные и фантастические твари, которые не могли существовать в реальном мире.
Азрина взирала на небо. Она была облачена в собственную красоту и темно-красные ткани. Этого хватало.
Вдруг в нескольких саженях от крыши пролетела звезда. Белая вспышка сменилась набухающей черной тьмой. Азрину это ничуть не удивило. Ведь за ней уже пытались ухаживать восемь Ваздру.
Из темноты ночи на крышу спустился Хазронд, столь же безупречно прекрасный, как и она сама. На серебряном поводке он вел великолепную тварь. Это была идеально сложенная лошадь с шелковистой кожей, с черными водопадами гривы и хвоста, в которых переливались круглый жемчуг и сапфиры. вплетенными в них. Черными веерами за ее спиной раскрывались пернатые крылья.
Хазронд остановился перед Азриной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40