Дер ничего не замечал. Черный ужас слепил глаза, заполонил душу и сердце.
Он не понимал, что с ним произошло, но знал: это нечто непостижимое, невозможное. И тем не менее оно случилось. Теперь оставалось только бежать и прятаться, прятаться и бежать. И в человеческом разуме, заключенном в череп зверя, роились мысли только о смерти. Он пытался выразить их словами, но каждый раз изо рта вылетали лишь дикие, хриплые вопли. Временами ему казалось, что он сошел с ума, что он уже умер, и тогда он бежал не разбирая дороги, и падал от изнеможения, и молил неведомо кого, чтобы его избавили от него самого.
До сих пор все встречавшиеся ему трудности были легки и преодолимы. Он не был готов противостоять такой громадной беде. Сверху ему улыбалось солнце, но жилы леденила зима. Рассудок был готов вот-вот предательски покинуть его.
В глубине леса он наткнулся на фату. Она была помята и испачкана, но бисер не осыпался. Дер поднял ее и обмотал ею свою страшную морду, чтобы даже птицы и белки, ленивцы и пчелы не видели. Из-за фаты Дер и сам хуже видел, но ему было все равно.
Кружа на одном месте, как это происходило здесь со всеми путниками, он вышел на прогалину, заросшую мхом и усеянную цветами. И снова почувствовал запах дикого меда, похищенного Эшвой у пчел, и аромат агатового винограда и роз.
На холме возлежала дева, ее янтарные волосы были увенчаны лозами, и одета она была, как королева. При виде нее Дер непроизвольно издал ненавистный ему звук.
Дева вздрогнула, подняла глаза и увидела его.
Он не успел броситься прочь — она остановила его радостным возгласом:
— Дер! Мой господин!
И тогда он окаменел и изумленно уставился на нее. То была сильфида его вчерашних грез. И более того, она жила в его городе. По соседству. И звали ее Марсиной… Разве она не отдана другому? Дер задрожал от волнения, из ослиной пасти вырвался душераздирающий рев. Он позабыл обо всем на свете. Он просто стоял, наслаждаясь красотой и сожалея лишь о том, что не покончил с собой часом раньше.
Марсина же вся сияла.
Она проснулась, забыв о своем любовнике, но ее не покинули восторг и блаженство. Увидев на себе серебристую ткань и драгоценности, она, ничуть не смущенная, счастливо рассмеялась. Она чувствовала, что многому научилась, но все стерлось из памяти… Поэтому она сплела себе венок, размышляя о волшебных снах, которые не могла вспомнить, и принялась за мед и виноград, разложенные рядом. А потом она подняла глаза и увидела Дера, свою истинную любовь, за которой она последовала в лес, чтобы избежать брака с другим человеком. Она узнала Дера по одежде и атлетическому изяществу телосложения, по его рукам и перстням на пальцах. Она видела выражение его лица, хотя оно и было закрыто, видела, ибо ей удалось познать и приобрести нечеловеческие свойства. Ей больше не надо было спрашивать «Зачем ты скрываешь свое лицо?» или «Что случилось?» Она просто ощутила прилив жалости к нему, так как поняла, что с ним произошло нечто ужасное. И, снова проникшись любовью к нему, она пожалела его еще больше за обрушившиеся на него беды, за то, как он беспомощно и нелепо стоял перед ней.
— Мой дорогой господин, ты голоден? — спросила Марсина. — Не хочешь ли утолить жажду? Этот мед прекрасен, а виноград укрепляет как вино.
Но, стоило ей шагнуть к нему, как Дер отскочил в сторону. Лишь фата, мешавшая видеть, не позволила ему тут же обратиться в бегство.
А в следующее мгновение Марсина взяла его за рукав.
— Не гони меня, — промолвила она, вглядываясь сквозь фату в его глаза. — Я помогу тебе, если позволишь. Если же не хочешь, то разреши просто быть рядом. Ведь я заблудилась в этом лесу… — и она снова рассмеялась, потому что это уже не казалось ей большим несчастьем, — и тебе придется защищать меня.
И тогда Дер заревел от отчаяния. «Как я могу тебя защитить? — звучало в этом крике. — Я раздавлен. От меня осталась лишь скорлупа. Дай мне уйти и спокойно умереть где-нибудь, я и так почти мертв от стыда и ужаса».
И казалось, Марсина поняла. Она взяла его за руку и повела к холму, поросшему цветами и мхом, и у него не было ни сил, ни воли воспротивиться.
Они сели рядом, и Дер повесил голову, которая больше ему не принадлежала.
— Если ты голоден и хочешь подкрепиться фруктами и медом, но стесняешься моего присутствия, я отойду, — предложила Марсина. — А потом ты меня позовешь.
Дер страдальчески застонал. Звук получился сиплый и смешной.
— Мой господин, — продолжала Марсина, — я люблю тебя всем сердцем, и прости, если это звучит нескромно. Что бы с тобой ни случилось, я с радостью и готовностью разделю твое горе.
И тогда в Дере взыграла великая ярость — гнев одинокого страдальца, чье горе нельзя разделить ни с кем. И он сорвал с себя фату, и раздирал ее на клочки, пока она не разлетелась на нитки по ковру папоротников. И перед Марсиной предстало лицо ее возлюбленного.
Марсина вперила в него взор и взяла Дера за руки.
— Страшный груз свалился тебе на плечи, — проговорила она. — Но, поверь, я вижу тебя в глазах этой бедной твари, я знаю, что ты — Дер, мой возлюбленный, скрывающийся за личиной осла. Я люблю тебя, а потому люблю и эту вытянутую морду, и круглые глаза, и длинные уши. И этот голос, хоть он и не твой, я тоже люблю ради любви к тебе.
И она сняла со своей головы венок и повесила на шею Деру, и поцеловала его в лоб и в мохнатую морду. И Дер хотел ответить ей: «Ты — лучшая из женщин. Я был слеп и глуп, потеряв тебя, и теперь по заслугам вознагражден этой тупой ослиной головой. Если бы я был умнее, я бы ценил тебя с самого начала. Если бы мне снова удалось стать человеком, я бы любил тебя».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40