Да, это тяжелый труд, требующий долгих, бесконечных часов упорных усилий за более чем умеренную плату. Однако это занятие давало возможность приносить пользу окружающим. А «дополнительные льготы» полицейского – благодарность соседей и восхищение собственных детей – были гораздо более важны, чем зарплата. По крайней мере, так было раньше…
«Теперь же, – размышлял Ховел, – полицейский – не более чем мишень. Он мешает всем: черным, либералам, пацифистам, феминисткам, – все эти сумасшедшие фанатики млеют от счастья, делая из полицейских дураков. Сегодня на копа смотрят как на шута, фигляра, и это в лучшем случае. В худшем его называют фашистом, и нет большего удовольствия для всех этих играющих в революцию людишек, чем приговорить полицейского к смерти…»
И все это началось в 1963-м, с Кеннеди и Далласа. И все стало гораздо, гораздо хуже с началом войны. Ховел прекрасно понимал это, хотя и не мог уяснить себе, почему политические убийства и войны так круто меняют людей. В истории Америки были и другие убийства по политическим мотивам, но они не оказывали столь глубокого влияния на нацию. И были другие войны, которые только лишь укрепили ей нервы и характер. И Ховел не мог объяснить, почему это так, если только не признать тот факт, что коммунисты и другие «революционеры», будоража общество, ищут себе оправдание. Ховел был уверен, что прав.
Он подумал о Пулхэме – новой жертве перемен. При этом его кулаки непроизвольно сжались. Это дело политическое. Рано или поздно, но они схватят тех ублюдков.


Среда, 7.00 утра – Четверг, 7.00 утра

– 6 -

С утра начал собираться дождь. Зеленый ковер из молодых ростков пшеницы слегка покачивался под низким серым небом, по которому быстро бежали облака. Там и сям высились огромные бетонные башни элеваторов, похожие на гигантские громоотводы. Земля была настолько плоской и ровной, что казалась какой-то неестественной. Надвигалась буря.
Колин любил такую погоду. И ему нравился пейзаж. Он то и дело показывал на элеваторы и редкие буровые вышки, стоявшие вдали и похожие на сторожевые тюремные башни. При этом он поминутно спрашивал:
– Здорово, правда?
– Здесь все то же самое, как и там, в Индиане и Миссури, – сказал Дойл.
– Но здесь кругом живая история!
Сегодня Колин был одет в красно-черную тенниску с Франкенштейном и не обращал никакого внимания на то, что она сбилась и вылезла из его вельветовых джинсов.
– История? – переспросил Дойл.
– Ты что, никогда не слышал о старой Чисхолмской дороге? Или о дороге Санта-Фе? Здесь же находятся все старейшие города Дикого Запада, – начал рассказывать Колин, – Эйбилен и Форт-Райли, Форт-Скотт, Пони-Рок, Вичита, Додж-Сити, ну и древний Бут-Хилл.
– А я и не знал, что ты любитель вестернов, – ответил Алекс.
– Ну, я не большой любитель вестернов, но все же эти места очень интересные, и довольно волнительно проезжать здесь.
Алекс окинул взглядом огромные равнины и попытался представить себе, какими они были раньше: движущиеся пески, пыль, кактусы – угрюмый, застывший ландшафт, почти не тронутый человеком.
– Здесь проходили войны с индейцами, – продолжал Колин, – и в 1856 году Джон Браун спровоцировал «маленькую» гражданскую войну в Канзасе, когда со своими ребятами прикончил пятерых рабовладельцев в Поттауатоми-Крик.
– Держу пари, ты не произнесешь это пять раз подряд и быстро!
– Принимаю. Доллар? – предложил Колин.
– Согласен.
– Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми! – быстро сказал Колин, едва переводя дух. – Ты мне должен доллар.
– Запиши на мой счет, – откликнулся Дойл. Он вновь чувствовал себя легко и свободно теперь, когда их поездка возвратилась в нормальное, запланированное ранее русло.
– А ты знаешь, кто еще родом из Канзаса?
– Кто?
– Кэрри Нэйшен, – захихикал Колин, – женщина, которая ходила с топором по салунам и громила их.
Они проехали мимо очередного элеватора, торчавшего в конце длинного, прямого, как стрела, черного ответвления шоссе.
– И откуда ты все это знаешь? – удивился Дойл.
– Да так, подцепил где-то, – ответил Колин, – отовсюду понемногу.
Теперь они ехали мимо необработанных участков земли – больших коричневых квадратов, похожих на огромные, аккуратно расстеленные скатерти. На одном из них ветер поднимал в весенний звонкий воздух плотные, похожие на колонны вихри пыли.
– Здесь еще жила Дороти, – добавил Колин, наблюдая за вихрями.
– Кто это – Дороти?
– Героиня книги «Волшебник из страны Оз». Помнишь, как ужасный ураган торнадо унес ее в Волшебную Страну?
Алекс хотел было ответить, но был испуган резким ревом сигнала шедшего сзади автомобиля. Он взглянул в зеркало заднего обзора и тихонько заскрежетал зубами – за ними ехал фургон «Шевроле». Он держался футах в шести от заднего бампера. Невидимый водитель фургона все жал и жал на кнопку сигнала: бип, бип, бип, бип, би-и-и-и-п! Алекс взглянул на спидометр. Скорость была чуть выше семидесяти миль в час. И если бы он от неожиданности, услышав звук сигнала, случайно нажал на тормоз, «Шевроле» врезался бы в «Тандерберд» сзади и, вероятно, перевернул бы его. И все бы они погибли.
– Идиот, сукин сын… – произнес Алекс.
Бип, би– и-и-ип, би-и-и-и-п…
– Это он? – спросил Колин.
– Да.
Фургон приблизился настолько, что Дойл уже не видел его передний бампер, не видел на треть защитную решетку…
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54