– Пора купаться, мадам! – позвал он, играя роль слуги, и сел, но она не пошевелилась. – Раздеть тебя?
Прошептав свое согласие, она подняла руки над головой и потянулась. Не дожидаясь повторного приглашения, он откинул одеяло, захватил ее свитер и майку и стянул их, обнажив ее груди. От холодного воздуха ее соски медленно сморщились и затвердели. Не в силах удержаться, он опустил голову и втянул сначала один, потом другой сосок в теплую глубину своего рта, пока пальцы расстегивали ее джинсы.
Она глубоко вздохнула от удовольствия, опустила руки и стала гладить его голову, запуская пальцы в шевелюру. Но Мигель спустился ниже и целовал уже ее плоский живот. Позволь он ей поцеловать себя, и вряд ли удержался бы, чтобы не заняться с ней любовью. Вместо этого он стянул с нее джинсы и повел в ванную комнату. Яркий свет на мгновение ослепил Дасти, но она заметила наполненную ванну и тут же стянула с себя трусики. Такие же коротенькие, хлопчатобумажные, что и накануне. Интересно, есть ли у нее хоть одни шелковые или кружевные трусики? Если он купит ей такие, наденет ли она их ради него? Хотя какая разница? Он привыкнет и к хлопчатобумажным, даже к сшитым из мешочной ткани, из волосяной бортовки или наждачной бумаги, лишь бы на ней.
Чтобы не погрузиться вместе с нею в манящую воду, Мигель поспешил на кухню мешать суп.
Дасти все глубже погружалась в теплую воду. Даже эта старинная ванна на лапах с когтями оказалась коротковатой для ее длинных ног, но достаточно глубокой, чтобы вода прикрыла коленки, когда она согнула ноги. Она лежала не шевелясь, позволяя теплой воде снимать напряжение с мышц.
По мере расслабления тела прояснялась голова, и подавлявшееся ею в полицейском участке чувство вины вновь охватило ее. Она потеряла неделю, ожидая отца в Моабе, и еще одну, пока искала жилье и работу в Пайнкрике. Потом еще одну, объезжая золотоносные участки и заброшенные горные дороги. Дасти даже застонала и села, обхватив руками колени и опустив на них голову.
Она подвела отца.
Кроме нее никто не следил за его передвижениями. Друзья всегда были рады видеть его, но он как появлялся неожиданно в их жизни, так и исчезал.
Вернувшись, Мигель потушил яркий верхний свет и поставил что-то на туалетный столик. Она услышала позвякивание стекла и треск зажигаемой спички, после чего комнату заполнило мягкое мерцание. На столике светилась сфера из тонкого стекла старинной керосиновой лампы.
– Очаровательно! – прошептала она.
– Но не так очаровательна, как ты, – ответил он, пожирая ее глазами. – Тебе лучше? – спросил он, опускаясь на колени рядом с ванной.
Она кивнула, неуверенно улыбаясь.
– Что-нибудь не так?
– Мне следовало связаться с властями в тот же день, когда отец не появился в Моабе! За упущенное время он мог погибнуть, и все по моей вине!
– Ты же бросила свою работу и приехала на его поиски, – напомнил ей Мигель. Он притянул ее к себе и прижал лицо к своему плечу. – Поплачь, дай выход своим чувствам.
Она не желала плакать, не хотела жалости. Она жаждала найти отца, стремилась убедиться, что ее страхи необоснованны. А сию минуту она хотела Мигеля. Хотела, чтобы его прикосновения воспламенили ее чувства и подавили разум. Он гладил ее спину, шепча нежные слова сочувствия, но она жаждала страсти, а не сострадания, и потянулась к нему для поцелуя, прерывая поток его слов. Он ответил на ее поцелуй, а она ухватила его за талию и опрокинула на себя в ванну.
– Если ты намерен принять ванну вместе со мной, – произнесла она голосом невинной девочки, – не лучше ли снять одежду?
Когда они, наконец, добрались до кухни, от супа веяло горелым. Мигель снял его с огня и осторожно помешал. Потом настругал маисовые лепешки, обжарил в масле, засыпал в тарелки, залил супом и сверху натер сыра. Когда он поставил тарелку перед Дасти, она вдохнула пикантный запах томатов, перцев и специй.
– Если вкус не уступает аромату… – Она зачерпнула содержимое ложкой и подула, чтобы остудить. – Восхитительно! – воскликнула она, проглотив. – Когда мы найдем отца, я вытащу тебя на природу и устрою пиршество. На кухне у меня руки как крюки, но природа вдохновляет меня.
– С удовольствием, – откликнулся Мигель.
– Договорились, – улыбнулась Дасти и вдруг засомневалась, говорили ли они об одном и том же. Будут ли они встречаться после окончания поисков отца? Она ведь не думала оставаться в Пайнкрике.
Мысль о расставании с Мигелем вызвала странную боль в ее груди. Но что ей делать в Пайнкрике? Работа официанткой была лишь средством заработать побольше денег, чтобы иметь возможность подольше наслаждаться общением с природой. Она не собиралась работать круглый год.
Ты можешь выйти за него замуж и родить от него детей, прозвучал чей-то голос в ее голове, и она едва не поперхнулась супом.
– Не в то горло попало, – с трудом проговорила она сквозь кашель.
Это голос ее матери, решила она, продолжение бесчисленных лекций, которые она читала ей о роли женщины. Несмотря на эти лекции, Дасти сделала выбор в пользу иного образа жизни, который отнюдь не предполагал заключение брака с Мигелем. В тех редких случаях, когда она представляла себе свое будущее, связанным с мужчиной, всегда воображала человека, разделявшего ее привязанность к девственной природе. Отнюдь не ограниченного деловыми или семейными обязательствами.
Ей нравился брак двух бывших экскурсоводов, которые накопили денег, купили вездеход и открыли собственное экскурсионное агентство в Моабе. Оба жаловались на канцелярскую работу, на те дни, что им приходилось проводить в конторе, но они справедливо распределили свои рабочие и домашние обязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50