OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Клянусь, что исполню...»: ЭКСМО-Пресс; Москва; 2000
ISBN 5-04-005103-4
Аннотация
С юных лет Оливию, Джима и Энни связала трагедия – в авиакатастрофе погибли их родители. С тех пор они идут по жизни, приглядывая друг за другом. Каждый готов прийти на помощь другому, только позови. Но у трагедии глубокие корни – неожиданно всплывают мрачные семейные тайны. Расследование истинных причин старой катастрофы грозит гибелью всем троим – но вместе они неуязвимы…
Хилари Норман
Клянусь, что исполню…
Пролог
«Я никогда не встречался ни с Антоном Ротенбергом, ни с его родителями и сестрами. Их историю поведал мне совершенно незнакомый человек, которого семнадцатилетний Антон выбрал в наперсники. Я не просил о том, чтобы мне рассказывали это, но, когда я все узнал, в душе моей остались раны, которые уже никогда не затянутся.
Я необратимо изменился, и даже не могу понять почему. Разумеется, я слышал и более страшные истории об этом ужасном времени, и они производили на меня сильное впечатление, но с течением времени печаль и гнев утихали – как это и должно быть, и я снова мог жить обычной жизнью. Но когда я узнал о том, что случилось с этой семьей в нацистской Германии, мое собственное существование как бы расплылось в своей незначительности и никогда уже больше не обрело прежних отчетливых очертаний.
Я не знал Имануила Ротенберга, отца Антона, и все же он почему-то напоминает мне моего отца. Отец тоже родился в Баден-Бадене, но, в отличие от Имануила Ротенберга, он мирно жил и умер в Соединенных Штатах. Мой отец тоже любил искусство. У меня сохранилось воспоминание раннего детства: отец стоит и смотрит на картину в Филадельфийском художественном музее. Я ясно помню выражение его лица, страстный восторг в его глазах. Может быть, именно тогда я впервые понял, насколько сильные чувства может пробуждать в человеческой душе великое произведение искусства. Мой отец умер много лет спустя, умер своей смертью, окруженный любовью и заботой жены и детей, не отходивших от его смертного одра. Имануил Ротенберг умер от пули, пронзившей его мозг, когда он уже потерял все, что ему было дорого в жизни.
Узнав историю Ротенбергов, я стал другим человеком. Я почувствовал, что должен попытаться отомстить.
Мне не удалось этого сделать, а теперь моя жизнь близится к концу. И все же в моем сознании еще пылает факел надежды, поэтому я делаю то, что еще могу сделать.
Я передаю факел».
Почти двадцать лет записки хранились в ящике из толстого картона, запечатанном блестящей коричневой клейкой лентой и спрятанном в сейфе компании «Британия Сейф Депозит», на Лиденхолл-стрит в Лондоне. Автором был молодой человек по имени Антон Ротенберг, а их хранителем некий Пол Уолтер Остерман из Филадельфии. Прирожденный борец за справедливость, Остерман нес на себе бремя тайны семьи Ротенбергов почти четверть века, пока не предстал перед лицом смерти и не посвятил в эту тайну другого человека. А тот, понимая, какая огромная ответственность ложится на его плечи, решил поместить записки в сейф.
1
Брюссель, 26 июля 1995 года
Оливия Сегал сидела на полу. На коленях у нее устроилась Клео, кошечка черепахового окраса. Милое мурлыкающее существо, по счастью, не могло понимать весь ужас произошедшего. Жизнь кончилась. Время остановилось. Оливия смотрела на часы.
Пять часов семь минут вечера в Брюсселе. Одиннадцать часов семь минут утра в Нью-Йорке.
Неважно. Все теперь неважно. Вот маленькая, черная трубка сотового телефона. Она донесет через океан сигнал бедствия. Бедствия, бедствия – тут никто не шутит! Бельгийские полицейские вели себя вполне любезно и предупредительно, но Оливия знала, что они не поверили ни единому ее слову и, без сомнения, сочли ее ненормальной. Она безуспешно пыталась дозвониться Джиму, а вот теперь оставался последний шанс – Энни.
Джим и Энни. Самые близкие ее друзья. Больше всего на свете Оливии не хотелось бы взваливать на них свои неприятности. Она честно пыталась справиться сама. Но ей было слишком страшно, просто невозможно страшно. Она никогда не считала себя трусливой – сколько раз Энни с восхищением говорила, что она не знает более бесстрашной женщины, чем Оливия, – но в эту минуту, оставшись в одиночестве в своей, вдруг ставшей такой опасной квартире, со сломанной левой рукой и синяками, расползавшимися по груди и ногам, она испытывала нечто большее, чем страх. Она испытывала настоящий ужас. И боялась она не только за себя. Насколько она могла судить, Джим – милый, пребывавший в блаженном неведении Джим – уже был в опасности. И с того мгновения, как Оливия посвятила Энни в темную, чудовищную тайну ящика, который она открыла, подобно Пандоре, жизнь Энни тоже оказалась под угрозой.
Оливия на мгновение задумалась, пытаясь – наверное, уже в сотый раз – вытолкнуть ужасную истину на задворки сознания или найти хоть какой-нибудь выход. Может быть, если она будет молчать, забудет или хотя бы сделает вид, что забыла, ее оставят в покое. Позволят жить. Но она знала, что это иллюзия. И прежде всего потому, что ничего ей не даст забыть ее собственный разум. Потому, что она должна исполнить долг перед призраками, перед теми, кто погибли неотомщенными. Справедливость должна восторжествовать.
А кроме того, она знала, что ей все равно не дадут жить.
Восемь минут двенадцатого в Нью-Йорке. Оливия набрала номер.
Энни Олдрич-Томас положила телефонную трубку. Все еще сидя на краешке двуспальной кровати, она обвела взглядом дорогой номер отеля «Сентредж», в котором жила со своим мужем Эдвардом. Все казалось таким нормальным, точно таким же, как несколько минут назад, до звонка Оливии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106