Я видал процветающий город,
Миллионы довольных рож,
Но победа людского счастья
Мне острее, чем острый нож.
Места хватит под солнцем многим
И уют достанется всем:
Инвалидам, ворам, убогим
И сменившим ночи на плен.
Я смотрел, как обедают люди
И как пьют безболезненный яд,
Как любовь готовят на блюде
И как мало ее хотят.
От рождения все свободны,
Только дети устали играть,
Только женщины их бесплодны,
А мужчины привыкли спать.
Что достигуто - то убито,
Умерла последняя цель.
Негодяям пришла финита,
А планета села на мель.
Мне занудна победа счастья,
Я хочу и стремлюсь назад,
Побывать у дьявола в пасти
И в безумном краю доживать.
Ха-ха-ха, смеялась романтичная девушка. Не поняли, полудурки? Да ладно, махнула она рукой.
Во втором ряду заприметила нормально одетого юношу, остальные одеты хоть и дорого, но не в стиль. Он одет хоть дешево, но нормально. Остальные-но щеголяли фиолетовыми носками на фоне белых космюмов, красными майками под серыми пиджаками, тренировочными штанишками и золотистыми побрекушками. А он и профилем не дебил, и анфасом не выродок - такая вот редкость.
Выбрала юношу, сказала ему просто: ты мне нравишься. Спрыгнула с высоченной сцены, прошлась по головам, отдавила кому-то хвост, схватила моложавого за руку. Увлекла к выходу. Вышли они в ночь, сели в синий BMW романтичной девушки и поехали по своим делам.
И вышел старец. Представился пред почтенной публикой. Поклонился ей до земли. Отшвырнул старенькие гусли, скинул жаркую куртяшечку, прочитал ностальгическое.
Россия - родина слонов
И ясноликих патриотов,
Полузабытых сладких снов
И добродушных идиотов,
И настежь северным ветрам
Дверей почти всегда открытых,
Где все, чего уж нету там.
Обитель мудрости испитой,
Тебя так трудно позабыть,
Любя грозу в начале мая,
Уж коли выпало здесь жить,
С другой землей не изменяя.
Зал притих. Старца вежливо проводили до катафалка.
И пошла плясать губерния!
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
Вот тебе, дедушка, и восьмое марта.
Вот тебе, справедливый, и коза ностра.
Вот тебе, девочка, и первый минет.
Вот тебе, бандит, и первая ходка.
Вот тебе, Иммануил, трансценденция.
Вот тебе, Чубайс, приватизация.
Вот тебе, Гаутама Шакья Муни, реинкарнация.
Вот тебе, мужик, сермяжные грабли.
Вот вам, товарищ Чернышевский, народная долюшка.
А затем началось. Многие сошли с ума на конечной и не вернулись. Меньше народу - больше кислороду, как поговаривал хан Кучум. Больше народу, больше веселухи, хохотал Генрих Гиммлер. Больше козлов, хоть шерсти клок, говоривал Джон Мейнард Кейнс, по слухам - большой экономический умник. Больше народу - шире электорат. Больше народу - ломовее прикол, думал Распутин. Больше народу, обильнее кровушки, облизывался Малюта Скуратов. Больше народу - сильнее армия, больше шансов побить соседей и установить на Земле мировое господство.
Мировое господство - это то, чем закончится.
Мировое господство - это то, к чему вели даже проселочные дороги истории.
Мировое господство - это то, чем завершится чье-то страдание.
Мировое господство - это то, что оправдает многое, если не окончательно все и всех.
Мировое господство - это то, что достанется кому-то из людей.
Мировое господство - это то, что плачет и ждет своего обладателя.
Мировое господство - это то, что хочет отдаться, только протяни руку.
Мировое господство - это то, ради чего Господь позволяет вам творить богохульство.
Мировое господство - это то, ради чего неизбежно пустят в распыл пару миллиардов лишних людей.
Мировое господство - это то, чего должен хотеть каждый.
Мировое господство - то самое, которого не хотел Алексей Михайлович Смурнов, инженер тридцати двух лет от роду.
5
Долго ли, коротко ли, а закончилось халявное институтское времечко. Он научился спать на лекциях, употреблять алкоголь и потерял девственность. Он перестал бояться взрослых людей и по ряду признаков перестал считаться ребенком. Он прочитал Ленина, Маркса и Энгельса. Достал редкостную книжку Льва Гумилева. Вот, пожалуй, и все. Нормально, как говорила бабушка, не хуже среднего.
Работалось так: в комнате стояло пять столов, он сидел у стены. На столе лежала чистая бумага, ее следовало испещрить умными черточками и сдать куда надо. Правила составления черточек он знал, научен за пять лет. Комнату делили с ним двое мужчин и две женщины: были хлопцы предпинсионной поры, а дамы бальзаковских где-то лет.
Звали тружеников Наташа, Аня, Петр Николаевич и Тимофей Эдуардович. И не приведи Господь назвать левую соседку Анной Ивановной! Наташу можно было величать Поликарповной. Она была старше Анечки лет на десять, и добротно перевалила в июне за сороковник.
Кипятили чай, чавкали бутербродами, размышляли о дефицитных товарах. В рабочее, как положено, время. Обеденный перерыв улетал на осмотр торговых точек. Они подсобляли друг друг, как могли: занять очередь, отнести тяжелые сумки, сготовить юбилейный обед на десять персон, добавить лишние руки в переделке жилья. Дни рождения отмечали, сдвинув столы. Засевание огорода или первый плод праздновали коллективным приглашением на делянку. Если ссорились, то по мелочи. Если радовались, то с оглядкой на коллектив. Одним словом, семья.
Даже бутербродами делились без жалости, по-родственному и по-товарищески, по-нашенски и по-свойски.
Петр Николаевич родился на свет некурящим, да таким и прожил. Любил он прихлебывать минералочку и рассуждать о вредном веществе никотине, о том, как эта мерзость вредит мужскому здоровью, не говоря уже о здоровье женском и детском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52