Слава Богу, что ни у меня, ни у моих родственнников нет сыновей для солдатской службы, утешал он себя. Кроме того, рассуждая микробиологически, нельзя держать людей в постоянной чистоте: это может вредно отозваться на иммунитете. Организм должен постоянно бороться с микробами, и чем их больше, тем лучше для тренировки. Чистота расслабляюще действует на защитные механизмы. Организм, отвыкший от микробов, в решительную минуту не в состоянии сопротивляться инфекции. Мысль эта так увлекла его, что он хотел даже написать в журнал статью о пользе грязи, но за повседневной суетой забыл.
Все чаще и чаще его стали направлять на проверки председателем. Обычно, пока члены комиссии копались в поисках недостатков, председателя развлекали в соответствии с его вкусами. Возили по литературным местам и памятникам революционной славы, поили коньяком, отпаривали в саунах, проводили на торговые базы и нагружали сувенирами.
Когда у проверяемых дело было совсем плохо, к председателю приставляли симпатичную молодую особу-экскурсовода, знающую историю края и умеющую загадочно улыбаться. Но Огородов, предпочитавший слабому полу крепкие напитки, военную гигиену и безмятежный сон, к всеобщему разочарованию не поддавался на провокации.
Он обладал спиртоупорным организмом и классическая формула опьянения "павлин-обезьяна-свинья" к нему совершенно не подходила. Первые несколько рюмок, обычно около трехсот грамм, он даже не замечал. Когда доза подходила к пятистам, он ощущал легкое головокружение и неразбериху в мыслях. Но затем, после шестисот, в голове у него вновь прояснялось, свежело и наступало как бы прозрение. Он чувствовал, что мысли его взбалтываются в черепе, как в банке, и на поверхность всплывают полузабытые сомнения в правильности окружающей жизни. Если рядом оказывались друзья, его тянуло на задушевные песни. После пения он обычно добавлял сто грамм и переключался на мировые проблемы. В такие моменты он любил поговорить о предссказаниях астрологов, американском ЦРУ и мудрых немцах, которые на одном только пиве объединили Германию и погубили всю нашу танковую группировку. Правда, к этому времени у Огородова переставали двигаться ноги, и в туалет его приходилось отправлять с сопровождающими, однако рассуждал он вполне здраво. После восьмисот грамм он застывал на месте, как громом пораженный, но через двадцать минут приходил в сознание и мог не качаясь, но и ничего не помня, самостоятельно добраться до служебной машины.
Он был твердо уверен, что все неприятности начались с совершенно безумной борьбы партии с алкоголем. Сам он давно пришел к выводу, что наше общество в принципе не приспособлено для проживания в трезвом виде. Всем было ясно, что старая система не перенесет сухого закона. Всем, кроме руководства. Проблемы, которые раньше легко распутывались за дружеским столом и бутылкой интернационального напитка, теперь решать стало невозможно. Распались деловые и зкономические связи. Вместо одной политической партии, как было раньше, когда в магазинах свободно стояли вино и водка, образовалась целая дюжина.
Вместо невинных пьянок стали разрастаться гигантские, устрашающие митинги. Исчезла сплоченность. А что прикажете делать? Как сплотишься, если выпить нечего? Возникла конфронтация. Развалились экономические связи, и этого надо было ожидать: как работать, если выпить нечего, ну просто нечего в принципе, как в пустыне. Из сельхозпродуктов вместо закуски начали делать самогон, стало нечем кормить скот, не то что людей. Сократилось производство, потому что на заводе на выпивку уже не заработаешь, и народ попер в кооперативы. Возникла инфляция и расцвел бандитизм. Вокруг вдруг объявились предприниматели, раньше их называли проще - аферисты. Перегибы с выпивкой пришлось, как всегда, сильно разгибать, но уже на развалинах системы. Все вернулось на круги своя, только жизнь стала во много раз дороже. Снова проблема. Научная интеллигенция, как самая неимущая и самая умная перешла на спирт. Хоть какой-то навар от профессии, с удовлетворением думал Огородов, принимая резко пахнущие подношения в плоских стальных фляжках.
Сидя за столом президиума и слушая в пол-уха доклад Сазонова, Огородов размышлял, как более или менее с пользой скоротать несколько проверочных дней, пока комиссия потрошит институт. В конце концов он решил изучить персональный компьютер. Причин для столь странного желания было достаточно. Во-первых, двенадцатилетняя внучка Лена в школе начала изучать информатику. А поскольку дед был единственным в семье мужчиной (за коммандировками он как-то и не заметил, что дочь разошлась с мужем), то со всеми непонятными вопросами, внучка обращалась к нему. Во-вторых, вышестоящее командование освоило весь этот компьютерный жаргон и так щеголяло им на совещаниях, что Огородов иногда переставал понимать, о чем идет речь. Надо образовываться, решил он. Сейчас для этого представлялся исключительно удобный случай. В институте числилось два десятка компьютеров, а главное здесь работали его давние сослуживцы Жарков и Кронов. Он искренне любил обоих: Кронова - за юмор, Жаркова - за математический склад ума, песни под гитару и постоянное наличие спирта - и в кабинете, и в портфеле, и дома.
После обеда Огородов основательно выспался, вызвал в номер секретаря комиссии и, утвердив план проверки, не спеша направился в лабораторию Жаркова. Ужинать он решил с друзьями. Желудок-единственный орган, который доставляет удовольствие в любом возрасте, думал он ускоряя шаг. Особенно, если прием пищи происходит в кругу однополчан, когда легкий хмель воспоминаний поддерживается дружескими тостами и крепкими напитками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44