Впечатление осталось острым. Слишком острым. Наверняка он знает Тамлин.
На расстоянии люди часто принимают Эйтин за Тамлин. Лишь на год старше, кузина на ладонь ниже ростом, ее фигура пышнее. А волосы почти одинакового цвета темного золота, хотя у Эйтин в отличие от Тамлин они имеют рыжеватый оттенок, и нужно подойти поближе, чтобы заметить зеленые крапинки в ее глазах, которых нет в чисто янтарных очах Тамлин. Но самое сильное, самое заметное отличие, по мнению Эйтин, это семь веснушек у нее на носу, в то время как у кузины нет ни пятнышка. Уна заверяла Эйтин, что с возрастом веснушки поблекнут, но временами они казались ей настоящими бородавками. И хотя Эйтин любила свою кузину как сестру, она всегда чувствовала себя такой несовершенной рядом с прекрасной Тамлин из Гленроа.
То, что она разглядела в воспоминаниях образ этого незнакомца, странной болью отозвалось в ее сердце. Как если бы этот великолепный красавец смотрел на нее – высокую, с этими проклятыми точками на носу – и находил, что ей никогда не сравниться с прекрасной, совершенной Тамлин.
Пальцы сжались, словно в попытке проникнуть внутрь и завладеть его сердцем. Завладеть им. Оставить на нем свое клеймо. «Глупые, причудливые мысли», – пробормотала Эйтин, насмехаясь над собой.
Но как ни ругала она себя, яростное чувство собственницы росло. Пульс Эйтин застучал в ушах, когда ладонь скользнула вниз, через поросшую черными курчавыми волосками грудь к твердым мускулам живота. Его кожа пылала под ее пальцами, прокладывающими дорожку к коричневому пледу. Ей нравилось прикасаться к нему. Взглянув на его сильные руки – руки, которые умели обращаться с тяжелым мечом, – она захотела, чтобы они дотрагивались до нее, ласкали.
– Да, мой таинственный рыцарь, ты – тот мужчина, который разбудит во мне спящую женщину, – призналась она, открываясь ему навстречу.
Брови Эйтин взлетели кверху, когда плед дернулся. Уна объясняла, как мужчины становятся твердыми и большими когда ими овладевает желание совокупляться. Это признание заставило Эйтин нахмуриться. Она видела такое у жеребцов. Когда она сказала об этом старухе, Уна лишь хмыкнула:
– Мужчины не совсем такие, девочка.
Ее взгляд пробежался по длинной ноге до кожаного ремня вокруг лодыжки. Соединенная с ремнем цепь привязывала ногу к основанию тяжелой кровати. Протянув руку, Эйтин погладила крепкое бедро, затем поднялась выше, к краю пледа. И удивленно заморгала, когда пульсация под тканью стала быстрее, настойчивее, натягивая плед. Одолеваемая любопытством, она осторожно приподняла край. Затем облегченно вздохнула, обрадовавшись, что Уна была права. Его мужской орган мало напоминал лошадиный. Эйтин никогда особенно не интересовалась такими вещами, но один раз видела жеребца, готового взобраться на кобылу. У животного эта штуковина слишком бросалась в глаза и выглядела какой-то чересчур кожистой. Эйтин передернула плечами и вознесла молитву богам за малые милости.
За последние семь лет ее опекун, Гилкрист Фрейзер, лорд Лайонглен, отклонил десятка два брачных предложений. Нимало не заботясь, она никогда не высказывала никаких возражений просто потому, что ни один мужчина ни разу не заинтересовал ее так, чтобы ей захотелось связать с ним свою судьбу. Несмотря на бесконечные отказы, толпа претендентов на ее руку не редела. Будучи баронессой Койнлер-Вуд и подопечной Лайонглена, она представляла собой слишком большой приз для женихов. Наиболее настойчивыми из соседей были Филан и Динсмор.
– Я могла бы быть уродливой старой каргой, и они бы все равно из кожи вон лезли, чтобы завоевать меня, – ворчала Эйтин.
Главная головная боль и подлинная угроза ныне исходила от Эдуарда Плантагенета. Утвердив себя верховным правителем Шотландии после смерти шотландского короля Александра, английский монарх постоянно вмешивался буквально во все дела шотландцев. Одним из таких назойливых вмешательств было стремление Длинноногого устроить браки для нее и ее кузин – Тамлин, Рейвен и Ровены Английского короля крайне раздражали их постоянные отказы.
Поскольку кузины были наследницами клана Огилви, ни один мужчина не мог принудить их к браку. Хартия, пожалованная Малькольмом Кэнмором два столетия назад, вновь подтверждала и защищала это древнее право пиктов.
Несмотря на частые напоминания Уны, дескать, Эйтин давно пора замуж, она не была уверена, что хочет этого. Само собой разумеется, она желала иметь спутника жизни, который разделил бы с ней груз забот по управлению Койнлер-Вудом, а теперь и Лайонгленом. Но несмотря на эти мечты, ей нравилось, что никто не указывает, как ей поступить.
Но это отнюдь не означало, что ее не одолевало любопытство относительно сил природы или того, что происходит между мужчиной и женщиной. До настоящего момента она смотрела на такие вещи с отстраненным интересом. Временами, когда видела какую-нибудь служанку, хихикающую и краснеющую рядом с солдатом, Эйтин задавалась вопросом: быть может, в ней чего-то не хватает? Она никогда не испытывала желания быть с мужчиной, ни разу не жаждала отдать себя.
Возможно, потому она и разработала этот план действий с такой легкостью. Она ни на мгновение не задумывалась о том, каково это будет – ощутить мужчину внутри себя, что она почувствует. Раньше такие соображения не казались важными.
– Теперь же, мой прекрасный незнакомец, ты заставляешь меня задуматься об очень многих вещах.
Отпустив плед, она шагнула к горшочку на столе. Окунув пальцы в бархатистую мазь, поднесла их к носу и вдохнула. Ароматная смесь затопила мозг, опьяняя, убаюкивая и в то же время заставляя сердце биться сильнее, усиливая действие зелья Уны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96