— Вас я знаю, — сказал он, — но боюсь, что эта леди имеет передо мной преимущество.
— Моя секретарша и главная ассистентка, мисс Казимир. — Голос политического деятеля был звучным — прекрасно контролируемый инструмент. Он наклонился над письменным столом. Записывающее устройство у его локтя зажужжало с назойливой, уверенной монотонностью.
— Мистер Далгетти, — начал он. — Я хочу, чтобы вы поняли, что мы не демоны. Есть вещи, слишком важные для того, чтобы вести игру по правилам, — вот и все. Ради них в прошлом происходило много войн, и, может быть, снова скоро предстоит сражаться. Для всех было бы легче, если бы вы согласились сотрудничать с нами. Никто и никогда не узнает об этом.
— Предположим, я отвечу на ваши вопросы, — отозвался Далгетти. — Как вы удостоверитесь, что я говорю правду?
— Разумеется, неоскополамин. Не думаю, чтобы вы имели иммунитет. Конечно, это внесет известные неудобства, но мы, несомненно, узнаем, отвечаете ли вы на наши вопросы правдиво.
— И что потом? Вы отпустите меня?
Банкрофт пожал плечами.
— Почему бы и нет? Может быть, нам придется подержать вас здесь некоторое время, но скоро все разъяснится и вы будете освобождены.
Далгетти подумал. Даже он немногое мог против наркотиков правды. А были процедуры еще более радикальные, префронтальная лоботомия например. Он вздрогнул. Жесткие путы ощущались сквозь тонкую одежду.
Он взглянул на Банкрофта.
— Что вы, собственно, хотите? — спросил он. — Почему вы работаете на Бертрана Мида?
Углы тяжелых губ Банкрофта приподнялись в улыбке.
— Мне казалось, что это вам надлежит отвечать на вопросы.
— Буду ли я это делать или нет, зависит от того, какого рода эти вопросы, — огрызнулся Далгетти. «Протянуть время! Отдалить его, мгновение ужаса, отдалить его!» — Честно говоря, то, что я знаю о Миде, не настраивает меня на дружеский лад. Но может быть, я ошибаюсь.
— Мистер Мид — один из наиболее крупных исполнителей.
— Угу. Он также стоит за большой группой политических фигур, включая и вас. Он настоящий босс движения акционистов.
— Что вам об этом известно? — резко бросила женщина.
— Это сложная история, — замялся Далгетти, — но конечная цель акционизма — претворение в жизнь… мировоззрения Мида. Мы все еще выздоравливаем от последствий мировых войн. Люди повсюду отходят от огромных и неясных унифицированных целей, обретая более спокойные и ясные взгляды на жизнь.
Нечто подобное происходило в эпоху Просвещения, в восемнадцатом столетии. Она также последовала за периодом распрей между фанатиками. Вера в разум берет верх даже в бесхитростных умах вместе с духом умеренности и терпимости. Люди склонны подождать и посмотреть во всем, включая науку, особенно новую, еще не совсем оформившуюся ее отрасль — психодинамику. Мир хочет отдохнуть.
— Однако подобное положение вещей порождает противодействие. Оно обеспечивает великолепную структуру мысли, но навевает какую-то холодность. Так мало истинной страсти, так много осторожности — искусство, например, стало еще более стилизованным. Старые символы: религия, суверенное государство, особая форма правления, за которые некогда умирали люди, — сделались предметом открытых язвительных насмешек. Мы можем сформулировать семантические условия в весьма определенных терминах.
И вам это не нравится. Люди вашего типа нуждаются в чем-то большом. И просто конкретной величины недостаточно. Вы могли бы отдать свои жизни за науку, или межпланетную колонизацию, или социальные преобразования, как это с радостью делали многие, но это не для вас. Там, в глубине веков, вы утеряли образ матери-Вселенной.
Вы хотите могущественной церкви или могущественного государства или любого идола, огромный таинственный символ, который потребует от вас всего, что у вас есть, а даст взамен лишь чувство принадлежности. — Голос Далгетти был тихим. — Короче говоря, вы не можете стоять на собственных ногах, не в ладах со своей психикой. Вы не способны смотреть в лицо тому факту, что человек — одинокое существо и что его цель должна исходить от него самого.
Банкрофт нахмурился:
— Я пришел сюда не для того, чтобы слушать лекции.
— Как хотите, — пожал плечами Далгетти. — Я подумал, вас интересует, что я знаю об акционизме. Это лишь словесное выражение. Суть же состоит в том, что вы хотите быть жрецами цели. Ваши люди, те, кто не являются простыми наемниками, хотят быть последователями. Только вот в наши дни нет цели, если не считать улучшения человеческой жизни.
Женщина склонилась над письменным столом. Во взгляде ее читалось любопытство.
— Вы сами только что указали на недостатки, — сказала она. — Наше время — период упадка.
— Нет, — покачал головой Далгетти. — Я готов уточнить свою мысль. Это период необходимого отдыха. Время восстановления сил всего общества — суть дела великолепно укладывается в формулировке Тайи. Настоящее положение должно продолжаться еще примерно лет семьдесят пять — так считаем мы, в Институте. За это время разум, мы надеемся, внедрится в базисную структуру общества настолько твердо, что когда накатит следующая волна страстей, она не заставит людей обратиться друг против друга.
Настоящее можно назвать аналитическим периодом. Восстанавливая дыхание, мы начинаем понимать самих себя. Когда придет следующий, синтетический, или созидательный, — как вам угодно — период, он будет более здоровым психически, чем все предшествующие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23