Пока она была сосредоточена на Верноне, вернулся Флэп, побледневший, но не отрезвевший, и Аврора, на секунду прервав историю, которую рассказывала Сесилу, пристально поглядела на него.
– Томас, бедняжка, ты, очевидно, последнее время снова весь в своих исследованиях. Наверное, и волноваться тебе часто приходится. У интеллектуалов куда больше причин для беспокойства, чем у таких, как мы с вами, Сесил. Разве не так?
Удобно оперев подбородок на ладони, она наблюдала за стараниями Сесила расправиться с остатками гуляша.
Сесил так расслабился, что прежде, чем снова взяться за еду, даже похлопал Аврору по плечу. С помощью большого количества вина ему удалось спустить в желудок большую часть порции, а то, что оставалось, не представляло для него проблемы.
Обдумывая блюдо, Аврора вначале колебалась между гуляшом и буйабесом и очевидность этих колебаний вылилась в большое количество креветок. Креветки, а также рис, который Сесил приберег на конец трапезы, позволяли ему убедиться, что все у него получается, как надо; и последние этапы своего труда он организовал с мастерством прирожденного тактика, распределив рис таким образом, чтобы максимально использовать его впитывающие способности. Подталкивая при помощи креветок небольшие кучки рисовых зернышек, он направлял их туда, где оставался соус, достигая их полного насыщения жидкостью. Когда рис кончился, он вытер остатки соуса креветкой. Аврора смотрела, как завороженная.
– Виртуозность заслуживает преклонения, – пробормотала она, подмигнув Эмме.
Когда с гуляшом было покончено, Сесил невозмутимо перенес листик салата с тарелки для зелени на свою тарелку, и вытер последнюю до совершенной сухости и зеркального блеска. Потом он положил нож и вилку поперек тарелки, – чистота приборов позволяла сразу же использовать их в рекламных снимках в «Ньюйоркере».
– За вас, Сесил, – сказала Аврора, допивая вино из своего бокала. Эмма допила свое и затем выпила еще бокал. Вскоре она догнала Флэпа в состоянии опьянения. Минут пять у нее было веселое настроение, и она сделала, по ее мнению, остроумную попытку перевести разговор на политику. Мать лишь погрозила ей ложкой, продолжая раскладывать десерт. Когда десерт доели, Эмма перешла из веселой фазы опьянения в сонливую, которая закончилась лишь через полтора часа, когда у себя дома на кушетке она обнаружила, что ее муж ожил и пытается соблазнить ее прямо в ее нарядном платье. Это было бы замечательно, если бы из-за алкоголя у нее не нарушилось чувство времени, и то ли из-за того, что чувство времени без предупреждения не сориентировалось, то ли сыграл свою роль элемент некоторой неожиданности, во всяком случае она испытала небольшой преждевременный оргазм, и прежде чем начался новый, который бы ее устроил, Флэп ретировался.
– Идиот, – сказала она, – я еще на полпути. Флэп находился на другой стадии.
– А я думал, ты все, – сказал он.
– Да нет же, – Эмма была по-настоящему раздражена.
Мысли Флэпа были заняты другим.
– Не знаю, попрощался ли я с папой. Не могу вспомнить.
– Позвони ему сейчас и пожелай спокойной ночи. Все равно сегодня нечего делать. Ты никак не можешь понять, что когда я пьяная, у меня все по-другому. Почему ты всегда меня соблазняешь, когда я не могу сосредоточиться. По-моему, это входит у тебя в привычку.
– Не говори со мной о привычках, когда я счастлив. Худший вечер в году закончился. Облегчение огромное.
– Просто прелесть, вот и мне досталось восемь секунд секса, – едко заметила Эмма. Она знала, чего она хотела, и если бы ей немного помогли, достигла бы желаемого. Из-за того, что Флэп ее не понял, вечер утратил смысл. Всем событиям не хватало завершенности. Но она была не настолько неудовлетворена, чтобы начать настоящий скандал, и не достаточно удовлетворена, чтобы заснуть. Флэп завалился в постель и заснул, когда она еще не успела снять нарядное платье. Когда она в ночной рубашке сидела перед книжным стеллажом, выбирая, что бы почитать, раздался звонок.
– Ты не спишь? – спросила Аврора.
– Нет, – удивилась Эмма.
– Я думала о тебе, – сказала Аврора. – Мне показалось, что ты, может быть, хочешь пожелать мне спокойной ночи. По-моему, ты это сказала один раз, но я с удовольствием послушаю еще раз.
– Сесил тебя огорчил? – спросила Эмма.
– Конечно, нет. Если худшее, самое худшее, на что способен человек, это вытереть едой свою тарелку, то он совершенно безобиден. Вернон помогает Рози мыть посуду. Он тоже совсем безвредный. Боюсь, что я похищаю тебя у мужа.
– Да нет, он спит. Слишком много выпил.
– Я заметила, – сказала Аврора. – Мне это в Томасе нравится. Он способен напиться. По крайней мере это человечно.
– С точки зрения моих интересов, немного чересчур человечно, – возразила Эмма.
– Что ты там бормочешь? Он тоже себе на уме. Знал, что если не напьется до беспомощного состояния, я буду на него нападать.
– Ты никогда не звонишь мне ночью. Что-то случилось? Ты боишься Вернона?
– Ты видела его дважды. И действительно думаешь, что его нужно бояться?
– Пожалуй нет. А что тогда тебя страшит?
Подумав о своей дочери, такой молодой, беременной, в свои двадцать два года многого еще не знающей, Аврора улыбнулась. Когда она представила себе Эмму, наверное, в ночной рубашке, наверное, с книгой, к ней вернулось душевное равновесие, которое, казалось, вот-вот должно было нарушиться. Она выпрямила спину и взяла щетку для волос.
– Да ничего, ничего. Просто я немножко расклеилась, только и всего. Ты меня уже склеила. Просто иногда у меня появляется такое чувство, что ничего уже никогда не переменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138