Подкупленный слуга пытался произвести выстрел, но был схвачен одной из служанок, тут же упавшей мертвой. Весь так хорошо задуманный план рухнул.
Извещенное о случившемся правительство произвело нажим на французское посольство. Это последнее не желало ссориться с Портой из-за человека, который считался англофилом. Мидхату было предложено покинуть консульство. В тот же день он был арестован, посажен на пароход и увезен в Стамбул.
Недостаток места не позволяет нам останавливаться подробно на всех перипетиях суда над Мидхатом. Его держали под стражей и судили в том самом Мальтийском киоске, где одно время содержался Мурад. Абдул-Хамид присутствовал на заседаниях, скрытый за занавесью.
Европейская пресса уделила много места этому процессу, причем все симпатии европейского общественного мнения были на стороне обвиняемого. Мидхат держал себя гордо и независимо и отрицал право судить его в тех формах, как это происходило. Наконец, угодливые судьи вынесли смертный приговор.
Но волнение, вызванное как в Турции, так и за границей этим процессом, усиливалось. В английском парламенте запрос следовал за запросом: намерено ли английское правительство вмешаться в это позорное дело, чтобы предотвратить убийство невинного человека? Все это подействовало на Абдул-Хамида. Скрепя сердце, он заменил смертную казнь для Мидхата и обоих своих шуринов пожизненной ссылкой на юг Аравии, в оазис Тайф в Иемене.
«Зулюм»
Куда, крича, летишь так быстро
Ты, стая черных журавлей?
Несешься ль ты с родного края?
Скажи, что там теперь случилось?
Тот край милее мне всех стран…
Турецкое народное стихотворение.
Окончание войны развязало руки Абдул-Хамиду. Наиболее опасные элементы: разложенная поражением армия и громадные массы беженцев, стекшихся во время войны в Стамбул, мало-помалу покинули столицу, возвращаясь одни к своим семьям, другие к своим опустошенным битвами и оккупацией очагам. Критический момент, когда можно было ожидать взрыва народного отчаяния и гнева, был позади. Заново реорганизованная полиция, на которую во всем крайне скупой султан не жалел денег, и наиболее верные военные части позволили правительству стать полным хозяином положения. Все те, кого боялся Абдул-Хамид, кто мог сыграть ту или иную роль в движении против реакции, были мало-помалу один за другим обезврежены.
Его брат, низложенный полубезумный Мурад, живет под строгим караулом в холодных мраморных покоях Черагана, где всё полно воспоминаниями о «самоубийстве» Абдул-Азиса. К нему не допускают никого, его лишают всего необходимого и даже книг. Ему отведена комната, выходящая во внутренний двор, освещаемая лишь через застекленный потолок; даже окна других комнат нижнего этажа дворца, из которых виден Босфор, замурованы. В 1878 году, когда русские войска стоят у ворот Стамбула, Али-Суави делает безумную попытку освободить его, чтобы вернуть на трон Османов. С сотней вооруженных единомышленников, которые под видом поденщиков-беженцев работали над восстановлением рухнувшей позади дворца стены, он врывается среди бела дня в Чераган, но ему не удается склонить дрожащего от страха Мурада на авантюру. Прибывшая стража, дворца и посланный морским командованием отряд матросов окружают и перебивают до последнего дружинников Али-Суави, который сам гибнет вместе с ними на пороге покоя Мурада. После этой попытки пленника переводят в Мальтийский киоск, за крепкие стены Илдыза, дворца-крепости, специально выстроенного Абдул-Хамидом, чтобы застраховать себя от всяких покушений.
Зия – в почетной ссылке, губернатором далекой Аданы, где, убитый невзгодами и крушением всех своих надежд и мечтаний, он не думает более ни о какой политической деятельности. Мидхат тоже б ссылке, Намык Кемаль томится «поселенцем» на Митиленах.
Таким образом все вожаки, все те, кто пользуются популярностью в тех или иных кругах, растасованы по разным углам, находятся под бдительным оком абдул-хамидовской полиции, реорганизации которой новый падишах посвятил все свои силы и заботы.
Однако Абдул-Хамида продолжают тревожить шпионские донесения о Намык Кемале.
Беспокойному ссыльному приписывают намерения бежать на одном из иностранных пароходов за границу, чтобы создать там новый эмигрантский центр борьбы с режимом.
Чтобы предотвратить эту возможность, султан уже готов вновь дать приказ об его заключении в тюрьму, когда бывший великий визирь Махмуд Недим, сам побывавший в короткой ссылке на Митиленах, видевшийся там с Кемалем, а теперь вернувшийся и назначенный министром внутренних дел, дает султану благой совет назначить Кемаля начальником Митиленского округа.
– Это будет самым верным средством помешать его бегству, – говорит он. – Как только он очутится на правительственной службе и будет думать, что сможет своей работой приносить пользу населению, он посвятит всего себя этому делу и откажется от мысли о побеге.
Совет был принят. Старая придворная лисица, Махмуд Недим, оказался дальновидным. Увлеченный мелкой повседневной административной работой, Намык Кемаль на время оставил мысль о бегстве. Он пробыл еще пять лет начальником округа на Митиленах.
Беспросветная атмосфера реакции начала побеждать его бурный темперамент. Его нравственные силы мало-по-малу истощились от всех поражений и невзгод. Энергия была сломлена, крепло мрачное убеждение, что его роль политического борца, патриота и новатора – кончена. Оставалась лишь мелкая деятельность провинциального администратора да личная жизнь.
Но и в этих ограниченных рамках он хотел остаться тем же Кемалем, честным, не способным на компромиссы, свято хранящим идеи и заветы своей молодости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68