Ну этим нас не проймешь, тетенька!
Я крепко тряхнула Дара за плечо:
- Очнись! Ты меня узнаешь? Они тебя кололи? Отвечай! Хоть один укол
успели сделать?
Дар с трудом разлепил ссохшиеся губы, улыбнулся жалко и прошептал:
- Оля... забери меня отсюда...
- Да конечно же, милый, за тем и пришла. Сейчас мы уйдем, Дарочка,
потерпи, скоро все это кончится, все будет хорошо...
Я обняла его и осторожно подтолкнула к замазанному бедой волнистой
краской окну. Щелкнули тугие шпингалеты, раскрылась рама. А за нею -
узорная решетка... Эстеты чертовы... А ведь не справлюсь сама.
- Дарочка, дай мне руку...
Он доверчиво протянул ладонь, глядя на свои растопыренные пальцы с
любопытством идиота. Я крепко взяла его за руку, зажала в своей. И
поднесла наши соединенные пальцы к железным прутьям решетки. Потек вонючий
дым, закапал расплавленный металл. Соединенные наши руки - это, братцы,
сила. Решетка вывалилась наружу.
Я заложила два пальца в рот и свистнула так, что листья посыпались с
акаций больничного садика. Пусть еще спасибо скажут, что я им вообще этот
желтый домик за высоким забором не разваляла.
Через несколько мгновений верная моя метла из омелы круто спикировала
из поднебесья и зависла на уровне подоконника.
- Давай, Дар, садись... Не бойся...
А он и не думал бояться. Правда, сел по-дамски, боком. Ну, это с
непривычки.
Напоследок я оглянулась на до смерти перепуганную санитарку. Она
сидела на кафеле пола, зажав в руке мочалку и шевелила губами. Молитву
вспомнила, что ли?
- А ты, тетенька, уходи отсюда. Коль еще молитву помнишь, так не
место тебе тут.
Умница Стас - не закрыл окно в мансарде. Мне было бы несколько
неловко приземляться во дворе с абсолютно голым Даром, а потом вести его
по лестнице наверх.
Согласитесь, соседи могли не понять. А так нас никто и не увидел.
Я завернула Дара в одеяло, напоила горячим сладким чаем. Позвонила
Стасу - пусть принесет какую-нибудь рубашку и штаны. К утру. И пусть
Саньку приводит. Будем совет держать.
Я села рядом с Даром, обняла его голову, прижала к груди, шептала
что-то, вязала слова бездумно - лишь бы голос мой звучал ровно и ласково,
баюкая и успокаивая.
Он тыкался мне в шею жаркими сухими губами, всхлипывал и что-то
бормотал, суетливо двигался, отыскивая удобное положение тела. Потом
затих, прижавшись ко мне. Голова опущена, руки сложены у груди, ноги
подобраны к животу... Поза младенца в чреве матери. Самая безопасная,
бессознательно найденная поза...
Бедный мой, бедный... Я поцеловала зажмуренные веки. Дар вздрогнул.
Потом тихо-тихо руки его поползли по моим плечам. Лицо окрасилось
румянцем, затрепетали крылья ноздрей. Дар принялся исступленно целовать
мои щеки, тыкаясь губами наощупь - глаз он не открывал. Его горячие пальцы
мяли мои плечи, как глину, может быть желая вылепить из моего тела другое
- любимое, памятное. Ведь глаз он не открывал... Да и вообще вряд ли
сознавал, что делал.
Дрожащие руки Дара робко скользнули вниз и замерли, боясь окрика, а
то и удара. Эх, дружочек... Это, пожалуй, единственное, что я сейчас могу
для тебя сделать... Так бывает. Форма дружеской помощи, и это вовсе не
цинизм. Мы ведь друзья. И не могу я отказать тебе в том, что тебе сейчас
нужно, а у меня как раз имеется. Свинство это будет, и не по-дружески. Так
что...
Дар ровно дышал у меня на плече, и лицо его было спокойным. А я снова
не могла уснуть, лежала, глядя в потолок без мыслей, без надежды.
Перед рассветом небесная синева загустела, звезды вспыхнули ярче. С
востока просочился свет, стал расти, шириться, наливаться яростным
блеском. Кровавая заря. Это к ветру.
Я осторожно положила голову Дара на подушку и вылезла из-под одеяла.
Пусть лучше он, когда проснется, не помнит о происшедшем. А то начнется...
комплекс вины, угрызения совести, неловкости всякие.
Ему нужно хорошо поесть. Я приготовлю крепкий бульон, бифштекс с
кровью. А еще полный стакан виноградного сока. И орехи.
В комнате послышалось движение. Я выглянула. Дар сидел на постели,
завернувшись в простыню и недоуменно разглядывал стены моего жилища. Вид у
него был совершенно здоровый, а глаза - определенно голодные.
- Привет! Завтракать будешь?
- И еще как буду... А где моя одежда? И как я сюда попал?
Я присела на край кушетки и взъерошила волосы Дара. Между пальцами
шелковисто скользнула совершенно седая прядь.
- Ты, что ли, ничего не помнишь?
- Нет, ну почему... Ну, я... это... - и вдруг страшно смутился,
покраснев кирпично, огнедышаще. - Я дурак, да, Оля?
- Это еще с чего?
- Я травился... пижон, мальчишка, ой, позорище... - Дар ткнулся носом
в подушку и застонал.
- Брось, Дар. Бывает. Проехали. Захочешь - потом обсудим, годочков
через пять. Сейчас, поверь мне, не стоит. Ну, а дальше что - помнишь?
- Дальше? Спуталось как-то. Отрывками - больница вроде... Я был в
больнице?
- Был, был.
- В психушке? - вдруг с острым интересом спросил он и принялся
рассматривать сгибы локтей, выискивая, очевидно, следы уколов.
- Ну, видишь ли... в психушке, можно сказать, тоже был...
- И что? Неужели меня выписали? А какое сегодня число?
- Не то чтобы выписали... Число сегодня третье. Только, знаешь, я
подумала: ну чего тебе там делать? Ни родных, ни знакомых. Скучно. Вот я
тебя и забрала.
Дар нюхом учуял приключение, глаза его заблестели, и он затормошил
меня:
- Ну! Ну! Я же знаю! Чего ты там натворила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28