Пост держал,
духовное чтение слушал. Почти аскеза. Простой, спокойный уставов жизни,
простая здоровая пища, и мысли такие же. Душа ведь - она в теле обитает. А
при таком распорядке тело отдыхало, нервы успокаивались, и душа в
равновесие приходила. Были, были такие обители. Как мы бы сейчас сказали -
реабилитационная психотерапия. Иному страдальцу и жития в обители не
требовалось - помолиться бы только в тишине и благости, с батюшкой
побеседовать, да и довольно для спокойствия душевного.
А теперь что? Психушка? Уж лучше сразу - головою в омут.
Надо думать. Саньке необходимо отдохнуть, прийти в себя, разумом
укрепиться. Эх, почему у меня нет личного необитаемого острова! Какой бы я
там санаторий для таких вот случаев отгрохала! Сидел бы Санька у меня
сейчас на террасе над морем, пил настоящий мокко и слушал Моцарта... через
неделю был бы как новенький.
Утром совершенно неожиданно позвонил московский гость. Сухо попросил
проводить его к поезду - нужно, де, переговорить.
Ну, переговорили. Отдал он мне рецензию на сборник, высказал
несколько замечаний. А когда прощались мы у вагона, вдруг тронул длинными
пальцами мою щеку и сказал нежно:
- Вэдмэнятко...
Поезд вильнул хвостом на дальней стрелке, а я все глядела ему вслед.
Вэдмэнятко... Невозможно перевести это украинское слово. Совсем
маленькая ведьмочка. Ну совсем.
Оно, конечно, за комплимент спасибо, а только мне пора наведаться в
клинику. Но прежде чем незримо появиться в реанимационной палате, я
заглянула в кабинет главного врача. Интересно мне было, что он там
понаписал в истории болезни, и не требуется ли эти записи маленько
исправить.
Перед взбешенным главным врачом сидели двое перепуганных людей.
Старые знакомые... Врач ломал в руках коробок спичек и говорил торопливо,
словно надеясь все-таки уломать упрямых собеседников:
- ...Да поймите вы, странные вы какие. Не могу я этого разрешить, и
не разрешу. Это возмутительно. Можете вы сообразить - в реанимации парень!
С того света буквально вытащили! Как это я вас к нему пущу? Да он после
вашего визита в окно сиганет! Я бы и сам прыгнул...
А они совершенно одинаковыми механическими голосами возражали, будто
уверенные в конечной своей победе:
- Доктор, мы как раз и хотим, чтобы он в окна не прыгал...
- Доктор, его надо поместить как раз туда, где на окнах решетки,
оттуда не выпрыгнешь...
- Доктор, там ему пару уколов сделают, он уже и сам прыгать не
захочет...
- Доктор, поймите, пусть он только вот эту бумажку подпишет...
Врач хватал ртом воздух и наливался бессильным, а потому особо
мучительным гневом. Наконец сорвался на крик:
- Я - медик! Доступно это для вашего понимания или нет? Я не допущу
этого! Я сообщу о ваших отвратительных действиях куда следует! Вы войдете
в реанимационную только через мой труп! И вообще! Я занят! Вы мешаете мне
работать!
На столе главного врача вякнул телефон. Он сорвал трубку и по инерции
рявкнул:
- Да! Я слушаю!
Но следующая его фраза прозвучала уже тоном ниже:
- Да... здесь... нет. Но позвольте, как это? Это черт знает что! Я
буду жаловаться!
Телефонная трубка разразилась дразнилкой гудков. Врач оскалился и
потряс трубку с жестоким наслаждением, как горло удавленного врага.
Потом изобразил ледяную улыбку и тихо сказал своим посетителям:
- Вон отсюда.
И что вы думаете? Они ушли! Так и пошли себе, как дуси!
А кстати, что там за бумажечку они хотели подсунуть Дару? Я,
невидимая, заглянула через плечо старшего уполномоченного, который сжимал
в руке влажный от его пота листок бумаги. Да-а... Полная индульгенция по
форме: "Я, такой-то, претензий к таким-то не имею".
Испугались, значит. Ну как же, а вдруг их обвинят в доведении до
самоубийства? Между прочим, весьма скоро они опомнятся и поймут, что
бумажке этой, грамоте филькиной - грош цена. И единственное для них
спасение - требовать от врача скрупулезного соблюдения одного крепко
укоренившегося правила... Дело в том, что человека, спасенного после
попытки самоубийства, ставят на учет у психиатра... А уж если им удастся
сделать из Дарки патентованного психа, то... полная свобода действий.
Можно не бояться никаких обвинений, можно, победно размахивая
соответствующей бумажкой, требовать от лица общественности помещения поэта
в специальное лечебное заведение, напирая на его опасность для окружающих.
Соседи такое ходатайство подпишут, еще как подпишут... Соседям совсем
нелишние три сотки сада возле дома Дарки.
Стоп. А ведь они чего-то такое говорили... насчет решеток на окнах...
Я бросилась обратно в клинику. Но Дара на месте не оказалось.
Главного врача - тоже. Но с ним все более-менее ясно: срочно вызвали в
горздравотдел. А вот куда девали Дарку?! Подать мне его немедленно!
И меня швырнуло, закрутило, перевернуло через голову и выбросило на
желтый кафельный пол ванной - "помывочного пункта" психиатрического
отделения клиники...
Бессильно свесив руки с набухшими венами, стоял посреди комнаты голый
Дар. Казалось, уже ничто не интересует его в этом мире. Потухшими глазами
смотрел он, как наполняется белая эмалевая купель - для крещения его в
новую жизнь. Жизнь безнадежного психически больного. Толстая румяная
санитарка пробовала воду локтем - точно как для младенца. Она обернулась,
увидела меня и застыла с разинутым ртом. Потом быстро омахнулась крестным
знамением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28