Растений по первости было мало, и верховный божок, озабоченный их приростом («вдруг да не хватит заготовленного припаса на домашние нужды?»), придал каждому по лешему – величиной с травинку или с высочайшее дерево. Леших он создал из щепок и стружек, и определённой формы они не имели: щепки из-под его рук выходили разные. Чтобы не ломать себе лишний раз голову, Хухе Мунхе повелел, чтобы вид и размеры хранителей лесов и лугов менялись по нужде, а какой – не уточнил. А те и рады стараться: превращались в скалы, тропинки либо друг в друга – для смеху, понятно. Были они весьма активны в сексе, но развратные лесунки плодились и размножались весьма плохо из-за пристрастия к извращённым формам любви.
Ещё в воде из опилок появились двоякодышащие бабы – берегини. Своих мужиков амфибии не имели и трахались всё с теми же лешими, а с редкими гигантами не могли из-за разницы в размерах: были где-то раз в двадцать мельче. От таких связей рождались опять же только девочки-берегини, которым приходилось прилагать всё больше и больше усилий для сохранения вида. Амфибии научились петь так зазывно, что самцам других видов (пусть и неразумных) редко удавалось устоять перед песнями-заманихами.
Куда ж делись водяные мужики? Не исчезли, не пропали пропадом, а просто не зародились с самого начала. И виной тут божок-дерьмовержец, невольный создатель. Плохо разбираясь в биологии, Хухе Мунхе спутал берегинь с рыбами. Подумал: «Ежели внутри карася вона сколько тысяч икринок, то сколько же их окажется внутри бабы? Да они же лет за сто расплодятся так, что ни в ручье, ни в озере, ни в море ложкой не провернёшь, увязнет она в берегинях». Чтобы ограничить воображаемую перенаселённость, божок и придумал лишить водяных женщин сожителей мужского пола. Взял да уничтожил нерождённых водяников особым порошком, щедрой рукой рассыпая его с неба. Снадобье попало в воду, после чего как берегини ни тужились, а рожали только дочурок. Тут невольно запоёшь, чтобы подманить песнями сомнительного содержания хоть какого-нибудь плюгавого кобелька. Чаще всего усилия пропадали втуне, редко какой из них удавалось хоть маленечко поразвратничать и чуток размножиться.
Третьими представителями лемурийцев были горынычи – трёхглавые ящеры-мутанты, которые напугались неслучившегося оледенения и решили сохранить себя от вымерзания под землёй, греясь вблизи действующих и полупогасших вулканов. И эти лемурийцы размножались плохо, имея дефектные гены. Чаще всего змеевны приносили мертворожденных ящеров – шести – и девятиглавых.
Надо заметить, что к драконам Хухе Мунхе отношения не имел. Произошли они сами по себе и по недогляду родительницы всего из летающих ящеров. Предки этих плохо летающих существ по неопытности и недомыслию отложили яйца в радиоактивном песке, вот и родились потомки с тремя головами. Правда, по сравнению с безмозглыми динозаврами чуды-юды были куда как смышлёны, имели собственный язык, слыли знатоками рудных дел, алхимии и кузнечного мастерства. Но племя их было весьма незначительным, и численность популяции неуклонно снижалась.
По этим причинам три вида лемурийцев так и не смогли широко распространиться по планете. Свободное пространство принялась заполнять третья раса землян – атлантов, рост которых был наиболее приспособлен к размерам и гравитации планеты – от полутора до двух метров. Прародителем этих недомерков был Хухе Мунхе, любивший во время вырубки лесов поразвлечься под кустом с первородными землянками. Его двуликая супруга следила за ним днём и ночью и прокляла развратниц. От бабьего проклятия божественные ублюдки и получились такими крошечными, хотя и обладали немалыми магическими способностями (ублюдки – да, но от небожителя). Гиганты подобную мелюзгу даже не замечали: мало ли кто ползает там под ногами. Случалось, что рождались совсем уж карлики – мальчики-с-пальчики. Но голова с грецкий орех вмещала слишком мало мозга. Карлики вымерли от непроходимой тупости: проносили ложку мимо рта.
А дела на небе катились своим чередом. Хухе завалил верхний мир древесиной, и пришлось создавать следующий ярус, чтобы иметь жизненное пространство для разведения скота, пастбищ, очага и места имения.
Очередной ярус Мунхе забил щепой, сучками и опилками, пока сумел изготовить нечто хотя бы отдалённо напоминающее кровать. Дар-эке требовала шкафов и комодов, зато Ухин была на седьмом небе от счастья совокупляться в мягкой постели. Так что именно седьмой ярус стал считаться спальным. А полы с тех пор настилались из дерева, потому что древесину обрабатывать куда проще костей.
На восьмом этаже верховный тенгри разместил срубленную из-под топора мебель, и здесь было царство белой тары – Цаганки. Она была до того довольна колченогими табуретами и столами, что возжелала устроить праздник.
Как проходят праздники у землян, она видела неоднократно, но до сих пор не понимала, какое отношение к веселью имеют перебродившие молоко или сок ягод и фруктов. Сгоняла вниз супруга, тот припёр в подоле рубахи сорок бочек вина и кумыса. На новоселье Хухе до того перепился, что потом год блевал в разинутый люк. Дожди из огненной воды залили землю, и расплодившиеся к тому времени атланты перепились, едва не утонули и были вынуждены рассеяться по миру, чтобы хоть чуть-чуть протрезветь, Божку же пьянство весьма понравилось, на девятом небе он разбил сад радостей земных, где запил раз навсегда и пьёт до сих пор.
Тем временем у Ухин и Дар-эке, насмотревшихся на неверность супруга, от ревности родился сын Эсеге Малан («отец плешивое небо»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131