Ты только не пихайся, а то свалимся. Нам надо пойти потанцевать... эй!
— Ты же обещал!!!
— Я ничего дурного не имею в виду! Тебе надо подвигаться, — может, пройдет. Все равно мы долго так не высидим: я уже левую ногу вообще не чувствую! Если какая сволочь примется нашего Аполлона кромсать, мы что, начнем кричать: «Подождите, пожалуйста! Не убегайте! У нас ноги затекли!» Да и далековато мы сидим, постоянно кто-то заслоняет.
— Я. Знал. Что. Идти сюда с тобой. Не надо было!
— Вставай, Мо, вставай! Тебе следует развеяться. Давай сюда свой лосьон!
— Лучше сдохнуть.
Ненавижу попсу. Обе ее разновидности. Что, не слышали? Одна называется «дурняк», другая — «нудняк». Под первую прыгают, а под вторую — ползают. Третьего не дано. Ну почему во всех денс-, и не только, клубах принято танцевать под сей музыкальный разврат?! Бедный Морган: кажется, ему ничуточки не легчает. Спасибо, что не накурено: приличное местечко попалось, в ином бы нам пришлось нагибаться низко-низко, чтоб не вдыхать эту гадость. Наверно, наши «братья меньшие» предпочитают вести правильный образ жизни. Одобряю! Если так дальше пойдет, чувствую, скоро я к ним присоединюсь. Буду приходить сюда расслабляться и отдыхать душой. Но не скажу об этом никому-никому!
И как в столь славном месте (исключая какофонические звуки, но они везде одинаковы) могут отдыхать люди, подобные Джею Паркеру? Не представляю. Народ ведет себя достаточно прилично — ну кое-кто обнимается и так далее, но в целом вполне пристойно. Честно сказать, ожидал худшего. Из знакомства с Джеем, а также из личного опыта посещений по работе заведений для лиц чуть ли не традиционной уже ориентации.
— Ой!
— Что с тобой, Мо?
— Меня ущипнули. — Голос о-о-очень расстроенный.
— Странно, а меня — нет. Ладно, не бить же морды всем окружающим?
— Меня — ущипнули!!! Почему это не бить?! — Какие мы обидчивые, посмотрите только! — Очень даже бить! Кое-кто даже обещал... стоял на коленях: мол, защищу, не дам в обиду, буду холить и лелеять...
Так. Или все-таки двух глотков кое-кому хватило или я ничего уже не понимаю в этой жизни!
— Давай немного отойдем, здесь пространства побольше. Н-да, что-то наш псих не торопится. Может, он сегодня и не объявится?
— Может, и нам хватит практиковаться в хореографии? У меня ноги заплетаются... с самого начала. И я хочу выпить!
Ого...
— Сейчас, последнюю оттанцуем и посидим. Если найдем где... — По моим расчетам, следующий трек обещался быть «нудняком». Прыганье Моргану явно не по плечу в данный момент. Зазвучали первые аккорды, и тотчас же возник голос — женский, необыкновенно глубокий. Знакомый до дрожи.
Хрустальной тенью скрывает лик в усталом мраке
светлая волшебница-луна.
И каруселью вращает блик на зодиаке — лестница
наверх озарена...
Ками, добрые ками, что я вам сделал? За что вы решили ударить меня именно сейчас? Через столько лет. Почему так больно?
Где ты дремлешь, любовь, в этот миг? В чистых снах расскажи, что видишь ты?
Я заложник этих снов,
Мои крылья сложены
За спиной, у изголовья твоего — и тишиною
Отголоски давних слов,
Капли слез непрошеных
Падают росинками рядом с тобою.
Кто я — пленник без оков?
Крылья грез отброшены.
Шелест их отныне не услышишь ты никогда, и
Эту память горьких слов,
Эхо слез непрошеных
Сохранит моя душа — это навсегда!
Марина... Я чувствую, как Морган пытается освободиться от слишком сильной хватки... тщетно, потому что сейчас я не здесь и не с ним. Мне все равно. Только бы ее песня звучала, звучала... Потому что когда затихнет последняя нота...

Больница св. Пантелеймона, февраль 2092 г.
— Мальчик приходит в себя. Такой юный...
— Как вы себя чувствуете? Не надо двигаться!
— Где она?
— Это все — потом, это все неважно. Главное, что вы очнулись...
— Где моя жена?!
— Не шевелитесь, у вас сильные повреждения...
— Где?!
— Боже мой... Нам не удалось ее спасти. Боковое сиденье приняло на себя весь удар. Там... нечего было спасать! — Паника в голосе того, с кем я разговариваю. Я не могу его видеть, но он видит меня. — Простите!
— Если... ее нет... меня... тоже.
А спустя год с лишним, когда наступила весна и, в больничном дворике расцвел абрикос, я очнулся. За это время... у мира такая короткая память, он легко забывает тех, кого прежде так любил! С тех пор я ни разу не слышал ее песен — никогда. Даже тех нескольких, что она успела написать. Ни одной. Будто ее и на свете не было. Словно вселенная исторгла саму память о ней, чтобы не плакать вместе со мной. И пыталась убедить меня, что все было сном — прекрасным, но кратким. Я мог бы даже поверить... когда-нибудь. Возможно, еще через несколько лет наверняка поверил бы. Но почему сейчас?
Где ты дремлешь, любовь, в этот миг?
В чистых снах расскажи, что видишь ты?
Покажи мне этот свет,
Чтоб тропу выбрать мне,
Тонкий мост из сновидений, и — пускай
все зыбко —
Я найду в себе ответ,
Отыщу путь во тьме
В дивный мир, рожденный нежной улыбкой!
Я раскрою свой секрет,
Распахнешь сердце мне
Легким соприкосновеньем рук — пора идти нам!
Мы на все найдем ответ,
Обретем путь во тьме,
А в лучах лунных струн — музыку пути...

Грубое возвращение к реальности.
— Амано!
A? 0-o-o! Ками! Бедный Мо!
— Ты же обещал! Я... Да за такое... Извращенец! Меня от тебя тошнит!
Пересматриваю в памяти краткое содержание предыдущих двух минут. Так, что у нас тут было? Всего лишь страстное сжимание в объятиях, — впрочем, без отягчающих обстоятельств. Ничего криминального. Зато очень артистично отыграли двоих любовников: наверняка, если подозреваемый где-то поблизости, он на нас и не посмотрел дважды... Кстати, что у нас с охраняемым объектом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115