Настоящий мужчина должен в своей жизни посадить печень, вырастить брюхо и построить тещу. Ха-ха.
— Тьфу! — символически сплюнул Ефремов. — Я тебе серьезные вещи говорю, а ты опять со своими смехуечками.
— А ты со своим нытьем, — парировал Галыбко, — я тебе Бот что скажу. Демографический кризис из-за таких, как ты, происходит. Всякие чудики по телевизору для того и кривляются, чтобы своим поведением страсти разжигать у нормальных людей. Посмотришь вечером ящик, позлишься, напряжение скинешь. И уже не хочется с женой ругаться или там… бить ее. Хочется другого. Я, например, пацана своего два года зачинал — все никак не получалось, потому что жена моя, Анька, была того, слишком скованная. Она даже после свадьбы мне не очень-то и давала. А как-то мы на концерт Петросяна сходили, она домой пришла веселая, расслабилась — тут-то я ей и влупил. Так и Васька у нас получился.
— Да ну тебя! — всерьез разозлился Ефремов. — Разговаривать с тобой… — И старшина хотел добавить что-то еще, но тут снабженная могучей пружиной дверь в помещение РУВД с натужным скрипением отворилась, и на пороге возник старший лейтенант Елин, которого за мясистые, похожие на березовый гриб-паразит губы и за многократно превышающий размеры среднестатистического человеческого кулака нос прозвали Холодец.
— Мужики! — наклонившись к окошку пропускной кабинки, начал Холодец. — Такое дело. Сейчас одного хрена повязали, требуется ваша помощь, чтобы его до «обезьянника» дотащить.
Ефремов посмотрел на Галыбко, и Галыбко посмотрел на Ефремова. Ни тому, ни другому перспектива волочить задержанного в «обезьянник» не улыбалась.
— Испачкаешься еще, — сказал Ефремов, обращаясь к прапорщику. — Он, наверное, пьяный.
— Или обкуренный, — сообщил Холодец. — Ни черта не соображает. Нам при задержании пришлось его вырубить Демократизатором по башке, так он еще в себя не пришел. Помогите, мужики, — попросил он, безуспешно пытаясь просунуть чудовищный нос в окошко. — Я один не управлюсь, а напарник мой руку в спортзале потянул, он тоже не может. А водила вообще мудак. Говорит, я, кроме того, что баранку крутить, ни на что другое не подписывался. Ефремов тяжело вздохнул.
— А ты задержанного демократизатором по жопе, — посоветовал он Елину. — Сам побежит.
— Да не побежит он! Я же говорю — он еще в отключке. А сам тяжелый, гад.
— Ну ладно, — хмыкнул Галыбко и поднялся со стула. — Надо помочь, никуда не денешься. Много хоть у него из карманов нападало?
— Да нет у него карманов, — с досадой поморщился Холодец. — Он в женскую ночную рубашку одет. Розовую.
— Ночную рубашку? — удивился Ефремов.
— Розовую, женскую, — подтвердил Елин, — Больше никакой одежды нет. Даже трусов.
— Та-ак, — протянул старшина. — О чем я и говорил. Расплодилось пидарасов. Мало того что их по ящику каждый день показывают, мало того что их почитают, как героев России и даже больше, так еще их и на себе таскать?! Как хотите, а я не пойду.
Проговорив это, Ефремов поерзал на стуле, как бы устраиваясь поудобнее, скрестил на груди руки и с деланно равнодушным видом стал смотреть через пыльное зарешеченное окно на патрульных, уныло курящих возле крыльца в ожидании сменщиков.
— Может, он не из этих, — предположил Елин, — может, он просто псих. А говорят, старшего сына нашего полковника Ухова видели в ночном клубе «Звездное небо» в компании как раз таких, нетрадиционных.
— Нет, — забрасывая автомат за спину, опроверг Галыбко. — Это не нетрадиционные были. Это были трансвеститы. Он сначала их подснял, а потом не разобрался.
— А мне тесть из деревни два литра самогона прислал, — высказался Елин без всякой связи с темой разговора. — Помогли бы, а?
Ефремов пошевелился, но остался сидеть. Галыбко широко улыбнулся и открыл дверь кабинки.
— А я пойду помогу, — сказал он, ни к кому специально не адресуясь. — Ну и что с того, что у этого задержанного ничего с собой нет? Хватит уже нашей милиции карманы алкашей чистить. Все-таки за зарплату работаем. Кстати, ночная рубашка-то хоть хорошая?
— Почти новая! — обрадовался Елин, — Пойдем, а то я его один не дотащу. Кстати, знаешь, за что его забрали? Ворвался в своей, то есть не в своей, а в женской ночной рубашке в квартиру и стал там мешать молодоженам совершать законное половое сношение.
— Я и говорю — пидор! — вновь подал голос Ефремов. — Еще и идейный!
Галыбко еще раз посмотрел на Ефремова и вышел вслед за Холодцом.
А сторож Семенов, почти вполне оправившись от недавних потрясений, подсел на нары к задержанным студентам и завел с ними содержательную беседу о преимуществах запрещенной законодательством системы вытрезвителей над сменившей ее системой административных задержаний. Он просто старался не думать о страшных потусторонних вещах, До состояния безумия взволновавших его накануне, — и это ему удавалось.
— Вот раньше как было, — увлеченно рассказывал он. — Меня поднимут где-нибудь тепленького, отвезут в трезвяк и до самого протрезвления там держат. Отоспишься на коечке, даже простынкой тебя укроют. А сейчас? Три часа на нарах — и выгоняют. Не отдохнешь, не поспишь.
Студенты, которые поначалу заговорившего с ними Семенова восприняли с некоторой долей подозрительности, поняв, что он не собирается покушаться на их портвейн, ус. покоились и стали поддерживать беседу.
— А я не знаю, — говорил один из них. — Когда трезвяки отменили, я еще пить не научился. Я еще в школе был тогда, в восьмом классе. Так что ничего определенного вам по этому поводу сказать не могу.
После этого высказывания студент замолчал, потому что к «обезьяннику», сопровождаемая молоденьким милиционером-практикантом, подошла медсестра, для того чтобы, как полагается по закону, определить степень опьянения задержанных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108