— Ничего не буду говорить, — с ходу заявила голубокожая красавица. — Никита — передовик производства и почетный осеменитель. Мы все его любим и выдавать не собираемся.
Произнесено это было твердо и безапелляционно. Герр Мюллер вначале растерялся, а потом решил применить тактику давления.
— Что-о?! — взревел герр Мюллер. — Запираться? Идти против закона? Молчать?! Молчать! Не разговаривать! Говорить! Отвечать на вопросы? Так вы что же — соучастница? участвовали в преступной деятельности Вознесенского?!
— Участвовала в деятельности, — призналась красавица Только не в преступной .
— А в какой?!
— В трудовой, — решительно сказала девица.
— Та-ак… — протянул основательно сбитый с толку герр Мюллер. — Вижу здесь заговор. В каких отношениях состояли с преступником?
— Он не преступник! — взвизгнула девица.
— В каких отношениях?!.
— Он не преступник! Он передовик!
— Повторяю! — заорал герр Мюллер, решивший идти до конца. — В каких… Отвечать на вопрос! Я два раза не повторяю.
— У него похвальных грамот двадцать штук, — всхлипнула девица. — Полный комплект трудодней…
— Повторяю, — повторил герр Мюллер. — Я два раза не повторяю! В каких отношениях…
— В личных, — сникла девица и расплакалась. — В каких же еще…
Валет хихикнул. Герр Мюллер обескураженно почесал в затылке.
— Я с ним, с моим хорошим, в личных отношениях состояла, — сказала снова девица. — Я и еще двести пятнадцать моих подружек.
— Вы были последней, с кем преступник Вознесенский… имел дело, — проговорил герр Мюллер. — Видите, мне и это известно. Чем вы занимались?
Девица вытерла слезы и удивленно посмотрела на начальника отдела.
— Известно чем… Странные у вас вопросы.
Герр Мюллер понял, что и на этот раз сморозил глупость.
— Нам известно, что вы известно чем занимались, — сказал он на всякий случай. — Расскажи, как дело было.
— Зачем?
Герр Мюллер открыл рот, чтобы ответить на вопрос, но вдруг услышал все нарастающее странное шуршание вокруг барака. Он оглянулся вокруг и недоуменно поморщился — еще минуту назад помещение барака было освещено падающими сквозь щели солнечными зайчиками, теперь в бараке стало намного темнее, зато между неплотно пригнанными друг к другу бревнами стен сверкало множество глаз — и слышались приглушенные голоса.
«Весь взвод собрался, — с досадой подумал герр Мюллер. — Ифритов теперь от щелей трактором не оттащишь. Придется вести допрос в такой… не располагающей к этому обстановке».
— Ладно, — вслух продолжал герр Мюллер. — Опишите последнюю встречу с преступником. А я зафиксирую ваши слова для протокола.
Он вытащил из кармана портативный диктофон и нажал кнопку. Девица вздохнула.
— Ну же, — сурово проговорил начальник отдела. — Начинай говорить. Колись! Что сказал Вознесенский, когда вы встретились?
— Я не помню…
— Вспомни! Для следствия важна каждая деталь!
— Он… Он не сказал. То есть он сказал, когда вошел сюда, но не ко мне обращался, а к себе…
— Как это?
— Он вздохнул и проговорил: «Устал, как собака…» И еще…
— Что?
— Он напевал песенку.
— Песенку? — изумился герр Мюллер. — Какую?
— Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой — он Трудный самый… Никита часто именно эту песенку напевал. Он всегда работал с песней… С огоньком… — Голубокожая девица снова начала всхлипывать.
— Без сантиментов! — строго приказал герр Мюллер. — Выкладывай все начистоту. Что там у вас дальше было?
— Дальше? — переспросила девушка. —Дальше… — повторила она мечтательно, вспоминая, откинула назад голову, приоткрыла рот, и глаза ее затуманились… — Никита стал нежно целовать меня в губы, — голосом тихим, словно доносимым с другого берега голубого моря, продолжала девица, — ласкать язык, посасывая сначала нижнюю, потом верхнюю губки. Его язык совершал медленные круговые движения по внутренней поверхности моих губ, заставляя все мое тело наполняться сладкой истомой… Потом настала очередь мочек ушей… шеи…
Герр Мюллер гулко сглотнул. Шорох за стенами барака смолк. Внезапно откуда-то прорвался голос несносного голубобородого бригадира:
— Что вы здесь столпились?! Ну-ка пошли… — Но звучный удар оборвал его речь и, надо думать, сознание.
— Оставив на время грудь и живот, он опустился к моим ступням, — томно говорила девица, — и продолжал свои ласки с мелкими поцелуями моих пальчиков — первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой… — Голубокожая красавица прервалась для страстного вздоха (такой же вздох послышался из-за стен барака), прижала ладони к вискам, закрыла глаза и заговорила снова — громче и быстрее:
— Потом он переключил свое внимание на перепоночки между пальчиками, потом на икры, нежную кожу под Коленками, внутреннюю поверхность бедер… Дальше — опять к губам, мочкам ушей, шее, груди, животу и особенно пупку, затем руки, начиная с кончиков пальцев — первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой… Локтевой сгиб… Потом он опускался все ниже и ниже, целуя, покусывая, пощипывая… А потом… потом…
— Достаточно! — крякнул совершенно багровый герр Мюллер. — Переходим к самому главному…
— Переходим к самому главному, — эхом отозвалась девица. — Он сказал мне встать вот так…
Тут она неожиданно подалась назад, прогнулась, как гимнастка, и сложилась в такую сложную фигуру, какой герр Мюллер не видел ни в одном фильме излюбленного им жанра.
— Хватит! — закричал герр Мюллер.
За стенами барака возмущенно зароптали.
«Надо торопиться, — лихорадочно подумал герр Мюллер, — а то ифриты сейчас разнесут эту халупу по досочкам…»
— Валет! — рявкнул начальник отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109