– Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, – сказал Евстигнеев, – а то так и до греха недалеко.
– А ты заткнись! – прошипел Эдик. – Развелось вас, начальников! – Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:
– Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!
– Правильно, – поддержал Полумраков, – вот пусть и постоит в углу, и подумает!
Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.
– Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, – пообещал он.
Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:
– Я больше не буду!
– Слушаю вас! – рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. – Какие у вас претензии, молодой человек? – Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.
Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.
– Этого… Того… – начал он, оглядываясь в поисках палки.
– Конкретней, конкретней! – одернул его Евстигнеев.
– Что случилось-то?
– Вот! – жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, – Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, – перешел он на шепот. – Где такие только водятся? Лапы – во! Зубы, – тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, – во! – заключил он. – Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! – Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.
– Простите, – вмешался Костя, – а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?
– Да… Дело пахнет керосином, – произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.
– Постойте, постойте! – продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. – Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.
– Нет! Нет у меня ружья! – испугался Эдик. – Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.
– Ну вот! – развел руками Костя. – Что же это получается? То – есть, то – нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.
– Ладно, – махнул рукой Захар Игнатьевич, – что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!
Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.
Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.
– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.
– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.
– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…
– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».
– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?
– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.
– Не верю! – заупрямился парень.
– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?
– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.
– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?
– Медведь, – промычал детина.
– Так… Ясно. Он на вас напал сам?
– Сам. – Эдик отвел глаза в сторону.
– А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?
– Еще как бросились! – пожаловался Эдик. – Он разговаривал!
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.
Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.
– Имя? – спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.
– Эдик! – представился парень. – Можно Эдуард.
Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:
– ФИО!
– Что? – не понял парень и приложил ладонь к уху.
– ФИО! – повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. – Фамилия, имя, отчество.
– Эдуард Васильевич Скоробогатов, – с расстановкой произнес Эдик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86