На ноги, чтобы не топать как дикая лошадь на раздолье прерий, я натянула какие-то валенки (ну не совсем валенки, но что-то очень похожее на них). Волосы тщательно заколола на затылке. Закончив приготовления, я посмотрелась в зеркало. В неверном свете единственной свечи я увидела нечто, похожее на плохой оттиск знаменитой картинки “Помогите голодающим Поволжья!”, только в валенках и без бороды. Я вздохнула, списала эффект изображения на отвратное освещение и вылезла навстречу приключениям.
Большую часть пути до кухни я проделала на ощупь, постоянно вздрагивая и озираясь. Воображение мое неожиданно активизировалось и постоянно выдавало на-гора видения реальных призраков и страшилищ в темных углах. Хотя сейчас я думаю, что довела бы любого призрака до седых волос и икоты одним своим видом.
Наконец я добралась до кухни. Там было тихо и темно, откуда-то несся мощный храп, сравнимый только со звуками заводящегося совхозного трактора. Я понадеялась, что эти звуки издает Фанни и, следовательно, ее не мучает бессонница.
Я пошарила в кладовке и нашла кем-то заботливо припрятанный жирненький кусок окорока. С куском свинины в руках я зашлепала по кухне, пришептывая:
— Кысь, кысь, кыся!
Долго обжору звать не пришлось. Уже через несколько секунд моих пританцовываний с окороком на кухонный стол плюхнулась толстая тень, алчно мяукая и пуская слюни. Я злорадно усмехнулась, продолжая нежно звать:
— Кисуля, иди-ка сюда, обормот блохастый!
Кот плелся за окороком как завороженный, не забывая мяукать и давить на жалость. Шаг за шагом мы приближались к месту теракта — большой кадушке с солидной деревянной крышкой. Я осторожно наклонила крышку так, чтобы при малейшем нажатии она перевернулась, и призывно замахала мясом:
— Иди сюда, киса!
Котяра, видно забыл, где бывает бесплатный сыр, и купился на мои сладкие увещевания. В порыве разгула аппетита шерстяная тушка ломанулась вперед и приземлилась прямиком на крышку. Та заскрипела и перевернулась, увлекая кота в глубины кадушки. Я кинула окорок туда же, чтоб сначала котяре было не так скучно, рысцой потрусила в коридорчик, где находилась комната Фанни, и притаилась в темном уголке. Мои расчеты оправдались.
Сначала кот вел себя тихо, так как рот его был занят окороком, но вскоре халява закончилась, и глупое животное обнаружило себя в малоприятных условиях… Дикие кошачьи вопли разнеслись по всему замку. Я заткнула уши и влипла в стену. Неужели я прокололась и сейчас на кухню сбежится весь замок с дрекольем и старинными алебардами наперевес? Как бы не так! Кот продолжал громко жаловаться на жизнь, а в замке даже ничего не пошевелилось. Только в комнате Фанни громко заскрипела кровать. Я затаила дыхание…
— Иду, иду, мой голубчик! — неожиданно ласково запричитала Фанни. Наверное, точно так же самка тарантула сюсюкает со своими детками.
Фанни открыла дверь и прошлепала мимо меня. Как только ее розовенькая ночная рубашенция скрылась за поворотом, я ринулась в комнату. Найти и снять ключ оказалось секундным делом. Я выбежала из комнаты, пролетела коридор и резко затормозила перед дверью на кухню. Все дело было в том, что Фанни решила подкормить блохастого иждивенца и застряла на кухне, разливая в блюдце молоко.
Я застыла у входа в кухню как парализованная. Вот тебе, ворюга, и день открытых дверей! На шум валенок Фанни обернулась и… Страшный вопль затряс стены замка. Фанни грузно приземлилась на пол, не закрывая рта. Мои барабанные перепонки завибрировали мелкой дрожью. Фанни звучала как взрывная смесь милицейских сирен, школьного звонка и автомобильной сигнализации. Отовсюду тоже послышались вопли. Одна баба, видимо, решила переорать мощную побудку в исполнении графской экономки.
Трясясь всем телом на негнущихся ногах от обилия впечатлений, я выползла в коридор побольше и спряталась за статуей, точнее не статуей, а рыцарскими доспехами, культурно составленными в полный рост у стены. В голове непрерывно вертелась одна фраза, которую любила повторять моя школьная знакомая, получив пару: “Ну что, задница, сходила за булочками?” Додумать до конца я не успела, к Фанни начала сбегаться сочувствующая прислуга с ведрами сливовицы и мятными каплями.
Я прислушалась. Фанни наконец прекратила голосовые экзерсисы и шумно хлебала сливовицу вкупе с мятными каплями. Бабы еще бы молока ей принесли с огурцами, и бедная тетка всю ночь бы из нужника не вылезала… Я отогнала несвоевременные мысли и прислушалась по новой. Вот Фанни открывает рот и:
— Привидение!!!
Тут же мобильно последовала вторая волна вселенского рева. По кругу пошло второе ведро сливовицы. Я заинтересовалась и немножко вылезла из-за рыцаря, так чтобы мне была видна кухня. Фанни сидела на полу, прижав к груди бутыль с мятными каплями, и истерично голосила:
— Привидение! Без головы! В валенках! В крови!
Я удивилась. Ну ладно, валенки мои, но у меня и голова на месте. Вроде бы… Я еще раз пощупала свою тыкву и успокоилась, сообразив, что Фанни не увидела моей головы, потому что она (голова) была в тени. То-то баба напугалась! Но вот насчет крови, позвольте! Это у нее уже от испуга глаза кровью налились.
Фанни все завывала про кровавое и безголовое привидение в валенках. Какая-то баба настырно интересовалась фасоном и окраской валенок, заявляя, что это было вовсе не привидение, а деревенская дура Марушка, которая еще по зиме сперла у нее пару валенок, а теперь пришла их отдавать. А что она без головы… так зачем дуре голова? Вот валенки — дело другое. Вторая баба, явно глухая и страдающая ассоциативной шизофренией, лезла ко всем с вопросами о том, зачем Марушке красить валенки в красный цвет, если она все равно ни фига не видит, так как посеяла где-то голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126