Фаусону захотелось заворчать и впиться зубами в толстую икру, но ради добра дела он сдержался. От входа их отделяли теперь всего три человека. Меж тем возникло новое осложнение. Мефф увлеченный своей трансформацией, не заметил, как откуда-то появилась взлохмаченная дворняга, налетела на него сзади и незамедлительно забралась ему на спину.
«Брысь, педераст!» — хотел крикнуть возмущенный Агент, но вместо этого у него получилось только кокетливое ворчание. К счастью, хозяйка, которой не улыбалось иметь щенков без родословных, не пожалела зонтика. Тем временем они оказались на пороге. Один из четырех бессловесных церберов разорвал талон и их поглотило холодное, плохо освещенное чрево.
Очередь двигалась с монотонностью конвейерной ленты на заводе. Три минуты — шаг вперед. Три минуты… Коридор извивался, как греческий орнамент, и лишь через полчаса они оказались перед раздвижными дверями, напоминающими вход в кабину лифта в гостинице средней руки. Мефф Фаусон, либо, ежели желаете, сучка Хуанита, рассматривал толстую даму со все возрастающим удивлением. С пожилой матроной творилось нечто странное. Она дрожала как в лихорадке. На лбу вздулись жилы, лицо пошло пятнами… Над квазилифтом зажглась надпись: «В твоем распоряжении три минуты». Автоматические двери пропустили их внутрь.
Помещение походило на обычный виварий. Кабина посетителей была погружена в темноту, зато за броневым стеклом в ярком свете кварцевых ламп находился выгул для Вурдалака. Впрочем, слово «выгул» в данном случае звучало чрезмерным комплиментом. Просто небольшая утоптанная площадка с тройкой безлистных деревьев и будкой (вход был загорожен решеткой). На земле валялось несколько весьма несвежих объедков. Сам Вурдалак апатично сидел в углу и безразлично глазел в пространство. Выглядел он бедновато, даже, пожалуй, жалко и, что тут скрывать, совершенно беззащитно.
Шикарную даму с собачкой охватило бешенство. Из элегантно раскрашенного рта вырвался поток площадной брани, кулаки принялись угрожать животному. Из ее выкриков Мефф понял, что она проклинает косматого узника за все: за несложившуюся жизнь, за недостатки и дефицит, за тяжелую работу, за постоянное отсутствие покоя и уверенности в завтрашнем дне, за мужа, которого куда-то когда-то забрали и он до сих пор не подал признаков жизни, за сына, отбывающего службу в монастыре морской пехоты, за дочку, которая совсем распустилась. «Ты, оборотень, паршивый, ты!» За ложь и обман! За безнадежность! За то, что бог забыл о Кортезии, за самого Кортеса, за скандальную соседку, за дворника, который донес, за начальника по работе, за очереди, за язву двенадцатиперстной кишки. «Ты, дьявольское отродье! Ты, сукин сын! Ты, буржуй треклятый! Ты!» Наконец проклятия перешли в сплошной неразборчивый крик и рыдания.
Раздвинулись двери с другой стороны. Вошли трое мужчин в халатах. Двое подхватили под руки иссякшую женщину, которая вдруг сникла, как тесто на сквозняке, а третий подошел к стеклу и тщательно протер его тряпкой. Только теперь Мефф, предусмотрительно забившийся в угол, заметил проходящую вдоль основания плиты канавку для плювотины.
Вошел следующий «очередник». Рекордист по сбору хлопка. Некоторое время он молчал, потом поднял мускулистую руку, погрозил Вурдалаку, кинув один, говорящий обо всем звук: «Уууу — ты!..» и плюнул точно в центр стекла.
Прошло еще несколько человек. Все горели ненавистью, изрыгали горькие обиды, злословили. Наш особачившийся герой не понимал сути разыгравшейся церемонии, только с каждой минутой ему становилось все тоскливее.
Примерно через полчаса послышался высокий, свистящий звук.
— На сегодня все! Все на сегодня! — заворчали развешенные повсюду динамики. Двери раздвинулись и персонал в халатах с кожаными ремнями в руках очистил от толпы коридоры вивария. Никто не протестовал. Самое большее — вздохнул и застонал… Потом опустилась тишина. Двери снова раздвинулись. Вурдалак оживился, поправил слежавшуюся шерсть, сделал несколько приседаний и, посвистывая, открыл невидимый до того холодильник. Поднялась решетка, прикрывавшая вход в будку.
— Спокойной ночи, старик! — бросил кто-то из прислуги. Потом из-за стены еще было слышно, как замыкают огромные замки. Вероятнее всего, они остались одни.
Непонятность ситуации Мефф относил за счет своего особачивания и возникшего вследствие этого невысокого среднеарифметического интеллекта. С определенным усилием он вернулся в первозданный вид. В клетку можно было войти, проникнув сквозь стекло, но Фаусон предпочел пройти сквозь мраморный цоколь и выгул.
Он оказался внутри, когда Кайтек, стоявший к нему спиной, наливал себе стаканчик водки «Кактусовки». Чудище тут же почувствовало присутствие чужака и заворчало. Его морда превратилась в устрашающую маску. Губы приподнялись, обнажив огромные кабаньи клыки, а горящие глаза зажали взгляд Меффа, словно тиски. От изумления полномочный и чрезвычайный позабыл пароль.
— Пятью пять… нет… семью семь…
Из концов косматых пальцев высунулись когти размером с ножи. Приглушенное горловое ворчание начало заполнять вольеру. Оборотень присел на задних конечностях… и прыгнул, прежде чем Фаусон успел прикрыть лицо слишком медлительной рукой.
Чмок! Чмок!
Чудище расцеловало его, словно выстрелило из двустволки!
— Наконец-то, — прошипело оно, а видя изумление Фаусона, захохотало. — Шестью шесть! Шестью шесть, черт побери! Ты думал, я не распознаю коллеги по запаху?.. Я знал, я чувствовал заранее, что рано или поздно Низ пришлет кого-нибудь, чтобы вытащить меня из этой дыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86