— указал на Мошкина капитан.
— Не сказать чтобы, — с улыбкой уклончиво ответил подозреваемый, — все хотел научить меня делать водку с содовой.
— Сколько было денег в кошельке? — будничным тоном спросил капитан.
— Откуда мне знать? — растерялся подозреваемый.
— Зачем открывали чемодан в отсутствии владельца? — на этот раз капитан, отбросив сантименты, спрашивал как в тюремной камере.
— Ничего я не открывал, — начал понимать суть происходящего сосед Мошкина и побледнел.
— Потерпевший утверждает, за время его отсутствия чемодан изменил местоположение.
— Он загораживал проход, я убрал в сторону.
— В каких купюрах были деньги в кошельке? — капитан, коварно расставляя мины, вдруг снова заговорил простецким тоном.
— Наверное, бумажными, — ответил подозреваемый.
— Пожалуйста, не умничайте, — предупредил капитан. — Разрешите посмотреть ваш кошелек?
В этот момент в номер заглянул Шухов.
— Ты хлеб взял? — спросил Мошкина.
— У меня деньги сперли, — трагически сказал потерпевший. — Я не поеду.
— Жалко, — посочувствовал Шухов. — Мы тебе привезем банку… — и осекся, посмотрев на капитана, — чего-нибудь.
Подозреваемый то взволнованно садился на свою койку, то вставал.
— Из номера никуда не выходите, — взял с него «подписку о невыезде» капитан и направился с Мошкиным в камеру хранения.
Обнаружив в чемодане пропажу, Мошкин сдал его обратно под охрану. Раз пошло такое воровство, могут и без носок оставить.
Капитан внимательно осмотрел замки чемодана на предмет вскрытия отмычкой. Следов взлома не обнаружил.
— Откройте, — предложил потерпевшему.
Мошкин открыл.
— Я на сто рядов перерыл… — заверил он.
Капитан засунул руку вовнутрь и… вытащил пропажу из-за подкладки.
— Ваш?
— Мой, — виновато ответил Мошкин.
— Молодой человек, — по-отечески посоветовал капитан, — никогда не булыжьте водку. Великий Менделеев не зря учил: в ней должно быть именно 40 градусов. А вы поганите продукт всякой пошлостью! Фугуете туда пузыри с содой!
— Лучше вообще одну минералку пить, — самокритично заявил Мошкин.
— Вам виднее, — сказал капитан.
Но вечером Мошкин опять лихо пускал струю «Боржоми» в «Пшеничную».
— Пошли ко мне, — позвал его после рыбалки Шухов, — мы тебе икры целую банку привезли.
— Половина, — собираясь на икру, сказал Мошкин зря подозреваемому соседу, — твоя. В качестве морального ущерба.
— Да ладно, — ответил тот. — Спасибо.
Банка оказалась баночкой из-под детского питания, граммов на 50.
— Я думал, литровая, — разочаровался Мошкин.
— Больше не получилось, — сказал Шухов, довольный удавшейся шуткой, — рейд у рыбнадзора, побоялись.
Мошкин хотел поначалу всю баночку отдать мнимо подозреваемому.
После первой рюмки решил разделить деликатес по-братски.
После второй сказал: «А че там дробить? В следующий раз дам!»— и умял чайной ложкой царскую закуску один.
Без хлеба.
Запивая водкой с содовой.
И не объелся.
КАТАНКИ С ШАМПАНСКИМ
Зима в тот год от звонка до звонка лютовала. Не то что птицы — мысли на лету замерзали. В ожидании автобуса, до последних костей продрогнув, подумаешь мечтательно: «Эх, сейчас бы…» А дальше ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Смазку в голове прихватывает, мыслительный процесс нараскоряку встает, впору паяльной лампой отогревать.
Посреди климатического катаклизма жена Тамара спрашивает у Владимира Петровича Мошкина:
— Катанки маме подошьешь? Прохудились на пяточках, жалуется — ноги больно зябнут.
— Надо подумать, — стал набивать цену мастер.
— Она за работу бутылочку шампанского обещала.
Мошкин быстро подсчитал: размеры его дневного заработка тянут меньше, чем жидкий гонорар, и взял отгул.
Первым этапом ремонта был поиск подшивочного материала. В подвале дома имелись кладовки. В мошкинской от прежнего хозяина всякий хлам валялся. В наследственных закромах Владимир Петрович откопал пару поношенных, но добротно катанных валенок. Экстерьер находки отличался жуткой расцветкой. Будто в зоопарке шерсть с кого ни попадя чесали. С верблюда клок, с козла куделю, с собаки жмень и еще черт знает с какого страшного зверя… Одно пятно рыжее, другое пегое, третье вообще серо-буро-коричневое… Кошмар! По всему видать, обувь производства военной поры. Когда не до эстетики в тылу, если пули на фронте туда-сюда свистят…
Мошкина данное обстоятельство не огорчило. Кто там будет тещины подошвы на предмет красоты разглядывать? С тестем давно разошлась…
Натирая шелковые нитки варом, Владимир Петрович приготовил дратву и «включил» шило.
Крепко припек мороз старушку, над любой копейкой от макушки до пят трясется, а тут шампанское посулила выкатить. Обещанное грело душу сапожника. Любил напиток аристократов. Через это работал качественно. Над каждой стежкой старался. Не гнал «быстрей-быстрей», абы как.
К приходу жены заканчивал ремонт первого валенка.
Тамара с 40-градусного мороза влетела раскрасневшаяся, счастливая — наконец-то попала в тепло. С легонькой ехидцей спросила, снимая пальто:
— Что, Данила-мастер, получается чаша?
— Полбутылки шампанского теща может выставлять! — с чувством сапожнической гордости подал «Данила» готовый валенок.
— О! — схватила супруга предмет ремонта. — Шик-моде…
И запнулась. Будто с разбегу в стену лбом врезалась. Во все щеки морозный румянец на раз схлынул с лица. В глазах, глядящих мимо Мошкина, вспыхнул ужас.
Мошкин повернулся за взглядом жены и забыл про шампанское. Матерки зароились на кончике языка.
«Данила»-сапожник свершил роковую оплошку. До того увлекся процессом, что, как закодированный, подошву для первого ремонтируемого валенка вырезал, распластав голенище второго тещиного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43