Лев Сепаныч относился к породе равнинных котов. Даже стол для него был Эверестом. В приступе гнева еще мог заскочить на эту вершину, но не более…
И вот — две недели он изнывал от желания продолжить род, днем и ночью искал возможности для этого дела, наконец, достиг предмета страсти, а она…
Обуреваемый злобой на весь белый свет, Лев Степаныч запрыгнул на монитор компьютера. На экране сыпались в «стакан» кубики тетриса. Картинка кота не интересовала… Он раскорячился в туалетной позе…
Внимательный читатель может обвинить автора в эксплуатации темы «кошки и телевизоры», — в одном моем рассказе кот справил нужду на телеприемник. Однако дело здесь сложнее. Давно замечена неприязнь некоторых кошек к мониторам. Может, они, по природной своей сущности, дьявольщинку в них чуют?
Как бы там ни было, Лев Степаныч, оказавшись на дорогостоящем мониторе, корпус которого дырчатой поверхностью походил на дуршлаг, выдавил из себя добрую порцию жидкой мести.
…Татьяна ехала с моря в мечтах о реализации морских сокровищ. Не забывала и о любимце. «Буду Льва Степаныча исключительно его любимой говядиной кормить…»
Хозяина монитора Татьяна застала в малосознательном состоянии:
— «Сони»! — в прострации рвал на себе волосы. — 19 дюймов по диагонали! Гарантия только что закончилась! «Сони»! 19 дюймов по диагонали!.. Убью!!!
— Режь! — Татьяна сунула под нос пострадавшему портняжные ножницы.
— Ты что? — отпрянул хозяин накрывшегося монитора.
Татьяна полоснула ножницами бинт, сорвала браслет.
— Хватит?
— Да! — жадно схватил золото потерпевший.
А Лев Степаныч, увидав хозяйку, забыл про подлых кошек и бесовских компьютерах. Бросился к ней.
— Ах, ты мое сокровище! — прижала Татьяна к груди кота. — Соскучился, бедняга.
— Все бы так скучали, — сказал потерпевший, примеривая браслет. — Но мы на Степаныча не в обиде.
БЛИН ГОРЕЛЫЙ
У молодых во все времена острее острого проблема, где пообщаться без свидетелей. Затупляя ее, Леха Петрейкин однажды влип в историю с физикой летающих тел.
Молодой и свободный на все четыре стороны Леха познакомился с такой же беззаботной Маргаритой. Почти по Булгакову получился роман. Даже с полетами в ночи. Отличие от оригинала, Маргарита булгаковская, окрыленная чудодейственной мазью, вверх устремилась, Петрейкин без всякой мази камнем вниз ухнул.
Лехина Маргарита работала компьютерной машинисткой в газете.
— Дятлом, блин горелый, стучу весь день! — повествовала о трудовых подвигах. — Эти всякую дребездень левой пяткой накарякают, а я, блин горелый, долблю!
Пальцы у нее были с коротко остриженными ногтями.
Летним вечером персонажи нашего романа гуляли близ волн Иртыша и целовались. По берегу в кустах много укромных от любопытных глаз мест. Но совсем укромных, увы… Город как-никак, не глухоманная деревня. Зато пиво на каждом шагу. Наша парочка на «Джин с тоником» налегала. Поцелуются-поцелуются, вылезут из кустов и еще по баночке опростают. Помечтают про себя, вот бы где-нибудь в номере отеля оказаться. С мягкой мебелью и белоснежной ванной. Или стемнело бы скорее…
В сумерках купили бутылку вина и с ней наткнулись на сооружение недостроенное. Здоровенное. И уступом. Высоченный второй этаж фигушкой торчал из первого. Что-то спортивное возводили, да передумали. Влюбленные забрались на крышу первого. Глядь — металлическая приставная лестница на второй ведет. Длиннющая, как у пожарных.
— Полезли, блин горелый! — Маргарита смело предлагает.
— Вперед! — без сомнений поддержал Леха.
Верхолазами взлетели. И на секунду про поцелуи с вином забыли. Картина открылась… Как в песне: «Внизу не встретишь, как ни тянись… десятой доли таких чудес». Иртыш слева направо движется. В обратную сторону пароход, огнями усыпанный, течение преодолевает. Музыка с него распространяется. На острове костер темноту веселит. Вдали противоположный берег утыкан домами с освещенными окнами. Люди после трудов праведных ужинают или телевизор смотрят. Самолет с неба валится на посадку. А вверху — звезды…
А внизу — ни одного свидетеля.
Посреди крыши была оборудована стоянка современного человека. Ящики для сидения, дверь для лежания… Можно лунный загар принимать. Хотя в ту ночь от луны один огрызок остался.
Зато звезды… Почти рядом.
— Во! блин горелый! Как в горах! — Маргарита в небо загляделась…
— Только корабли под боком плавают…
— Эх, на корабль бы сейчас! Отец мой капитаном лесовоза ходил, пока флот не сократили. Летом меня в рейсы брал. Один год матрос у него работал, весь, блин горелый, татуированный. Зек бывший. Места пустого на коже не найти. Ноги, руки, грудь — сплошняком живопись… Русалки, розы, тигры … Влюбилась я в дядьку…
— А на заднице что?
— С чего бы он, блин горелый, передо мной заголялся? Мне пять лет всего было.
— Раньше на одной полузаднице топку изображали, на другой — кочегара с лопатой. При ходьбе мультик получался: кочегар в топку уголь швыр-швыр, швыр-швыр…
— У этого во всю грудь церковь с куполами… Я у отца авторучку стяну. Дом себе на животе нарисую, тигров на ногах… Каракатицы, конечно, получались… А про задницу не ты первый, блин горелый, интересуешься. Я ведь на повара училище закончила, отец устроил на теплоход, капитан которого и спрашивал про задницу того матроса. Свою тоже, особенно спереди, хотел показать. А мою, чуть мимо идешь, норовил щипануть. Очень рвался на десерт меня потреблять…
— И что?
— Зачем мне такая дребездень! Послала в переднюю часть его задницы и ушла посреди рейса.
«Серьезная девушка, — оценил Леха. — И готовить умеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43