На следующий день я притащил шесть пятерок.
Через месяц, когда я уже заработал больше, чем получал отец, он сказал:
– Пять рублей за каждую пятерку – не много ли это, сынок?
– Нет, – сказал я ему. – Я ведь ещё делюсь с учителями.
* * *
Единственный, кто не имел с меня ни копейки, был учитель математики, хотя именно он больше других нуждался в деньгах. Он мечтал совершить какое-нибудь научное открытие и был ужасно расстроен, когда его после института направили в школу. Одно время он пытался совершить научное открытие прямо на уроке, но ученики стали делать ему замечания, что он занимается на уроках не тем, чем надо. И даже грозились вызвать в школу его родителей.
Учитель понял, что с наукой все кончено, и решил переключиться на деньги. Он дал в газету объявление, что решает любые математические задачи.
По этому объявлению к нему пришёл только один человек: кассир, у которого не сходился кассовый отчет.
Учитель вмиг решил ему эту задачу: сказав, что надо взять из кассы оставшиеся деньги и сматываться.
Кассир так и сделал, а учителя в знак благодарности устроил на своё место. Даже не устроил, а просто подсказал ему адрес магазина, в котором работал.
Учитель пришёл в магазин и спросил, правда ли, что они ищут нового кассира. «Правда, – ответили ему. – И старого – тоже».
Его приняли, заставили оплатить недостачу за старого кассира и тут же уволили.
Но учитель не отчаялся. Он научил считать свою собаку и стал выступать с ней в цирке.
Говорят, там была одна хитрость. Собака в действительности считать не умела. Просто учитель, громко задав вопрос, проходил затем мимо собаки и шепотом ей подсказывал: «Четыре».
Хотя другие утверждают, что собака всегда лаяла четыре раза, а учитель только менял вопросы: «Сколько будет – дважды два?.. Сколько будет – три плюс один?.. Сколько будет – десять минус шесть?..»
Но и с собакой учитель проработал недолго. Или он решил, что сможет зарабатывать вдвое больше без собаки, или собака решила, что сможет зарабатывать вдвое больше без учителя, а только они расстались.
Причем перед этим долго лаялись во время дележки денег.
Говорят ещё, что кто-то из них сказочно разбогател на игре «Три наперстка». Там надо отгадать: под каким наперстком лежит камешек. А сделать это без высшего математического образования довольно трудно, поскольку камешка нет ни под одним наперстком.
Последнее обстоятельство, вероятно, и привело учителя в тюрьму, где у него, наконец, появились все условия для занятий высшей математикой: одиночество и масса свободного времени.
Я же для себя сделал вывод: математика – это наука, а умение ею пользоваться – искусство.

Наяда.
Среди многочисленных жильцов нашей квартиры была такая Аська. Дед называл её ренуаровской женщиной, местами переходящей в рубенсовскую.
А жильцы называли по-разному: когда ругали толстухой, а когда хвалили – толстушкой.
Но Аська почему-то на эти прозвища обижалась. И говорила:
– Я вам не толстуха, и не толстушка!
– А кто же тогда? – не понимали жильцы.
– Я – женщина, склонная к полноте.
А это уже не понимал я. Кто склонял Аську к полноте? Жених? «Давай, дескать, Аська, ты будешь полной»? А она что отвечала? «Что мне за это будет?» А – он? «Женюсь на тебе»? Не понятно.
Дед мой реагировал на это выражение обычно так:
– Склонные к полноте должны по склонам лазить!
Иногда мой дед советовал Аське меньше есть, но как правило, тогда, когда много выпьет.
Однажды Аська мылась в ванной, и я решил за ней подсмотреть через замочную скважину.
Тут меня и застукал дед:
– Ты что там делаешь?
– За Аськой смотрю, – сказал я. – Чьим полотенцем она будет вытираться.
– Ну-ка отойди! – строго сказал дед. – Посмотрю, может, – моим!
С тех пор мы заключили с дедом тайный союз: один из нас подсматривал за Аськой, а другой стоял на стреме.
Понятно, что на стреме всегда стоял я.
Дед сказал, что мне ещё рано – смотреть такие картины.
– А тебе – уже поздно, – сказал я. – Ты бы лучше за бабкой смотрел.
– Три «ха-ха»! – сказал дед. – Мы ж с тобой не на войне, где и бабушка – божий дар!
В этом месте надо сделать небольшое военное отступление.
Дед мой был участником войны, дошел до Берлина или, как он сам говорил, «прошел славный путь от рядового до генерала и обратно».
А солдат о чем мечтает? О бане да о бабе. Что, в принципе, одно и то же, говорил дед. Баба – как баня: прежде, чем раздеваться, надо её хорошенько растопить.
Наверно, с войны он и привез свою любимую присказку: «Хорошо после бани! Особенно – первые три месяца»!
Но вернемся к нашей ванной. Однажды я не выдержал и сказал:
– Дед, у тебя ж зрение плохое! Давай я буду смотреть за Аськой и рассказывать тебе, что я вижу.
– Спасибо за заботу! – сказал дед. – Но я плохо вижу только мелкие детали. А у Аськи все крупные.
И дед снова стал смотреть за Аськой. А я – за дедом. Что оказалось не менее интересно.
Дед приседал. Вертел задом, словно пес хвостом. И так сильно потел, что Аська как-то выйдя из ванной, сказала ему:
– С легким паром!
Один раз, когда мы заступили на очередное дежурство и дед прильнул к замочной скважине, как к перископу, у него схватило поясницу. Причем – так, что он не мог не только разогнуться, но даже отойти от двери.
– Может, принести шахматный столик? – сказал я. – Как будто мы в шахматы играем.
– Около ванной?! – прошипел дед. – Может, ещё в туалете разложимся?!
– Вы чего там шепчетесь? – вдруг спросила из-за двери Аська.
– А ты не подслушивай! – прикрикнул на нее дед.
В другой раз я от нечего делать уснул на своём посту, и нас засекла соседка. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не Аська.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99