Хромов ей что-то сказал. Кошка расхохоталась, взяла чистую тарелку и вышла.
Он любил кошек. Мягкость их движений. Убаюкивающее мурлыканье. А как они играют с тобой! Как гладят тебя! И как гладятся об тебя сами! Но где мягкость, там и хитрость. Хромов стал вспоминать всех кошек, какие у него были: черненькие, беленькие, рыженькие…
Вскоре квартира наполнилась охотниками и теми, на кого предстояло охотиться: дичью, зверьем, насекомьем.
Стали рассаживаться за стол. Самых трусливых охотников заставляли садиться вперемежку со зверями. За этим зорко следила Лошадь. Собственно, она и затеяла эту охоту, выдав её за свой день рождения.
Хромов оказался между Коровой и Змеей.
Корову звали Ритой. Скорбь коровьего стада. Все молчала и косилась на Хромова своим, говорят, красивым глазом. Коровы не всегда большие и толстые, иногда они маленькие и худые, но работают всегда почему-то за столом с бумагами.
Змеи, как правило, администраторы театров. Конечно, ядовитый язык, гадкий характер. Но талия! Если понравился змее, обовьется вокруг тебя – и задохнешься в её объятиях!
Змея, находившаяся рядом с Хромовым, была очковая. Скромная учительница. Впрочем, иная учительница после десятого стакана так расслабится, что сбрасывает кожу – и с ногами на стол!
Сквозь цветы в хрустальной вазе, как сквозь водоросли, проглядывала Рыба. Губы, собранные навсегда для поцелуя. Выпученные глаза, как будто Рыба однажды чему-то удивилась да так и осталась, ещё немного и глаза выкатятся совсем. Прямо на тарелку. Талии Хромов не заметил. «Рыбий жир!» – подумал он и перевел взгляд на Жирафу.
Жирафа у него когда-то была. Познакомились на каком-то не то девичнике, не то мальчишнике. Часа три сидели рядом. Уже влюбился до колена. Потом пригласил на танец. Поднялась – на голову выше его. Он ей в пупок дышит. Она даже не видела, как он покраснел. Все повторял: «Французский вариант». Хотя при каждой встрече надеялся: «А вдруг она уменьшится?» Бывает же женщина: высокая, высокая, а потом раз – и маленькая! Когда туфли скинет.
Что там ещё за столом сидело?
Собака, готовая привязаться к каждому, кто её приласкает.
Свинья, распространявшая вокруг себя аромат итальянских духов. Маленькая, чистенькая, быстро раскусившая, где что вкусней, и ловко поедая именно это, успевая складно болтать: языком и короткими ножками с модными копытцами.
Верблюдица, которая жевала, не раскрывая рта. А разговаривала только выдвинутой вперёд нижней губой.
Муха, которая жужжала, никого не слушая, и все про своего мужа: какое он у нее дерьмо и как она его любит.
Особи, идеальной для охоты, там не было. Такой, чтобы сразу стало её охота. Идеал был лишь в воображении Хромова: тело змеи, глаза газели, ласковость кошки, преданность собаки и выносливость слона. Хотя у такой красотки всегда хвост поклонников и муж с рогами.
Перебрав все варианты, Хромов остановил свой выбор на Змее. К тому же она сидела рядом. Что-то плеснул ей в бокал. Что-то подбросил в тарелку. Завязался серьезный разговор о продуктах питания.
От её упругой шелковистой кожи исходил пьянящий жар. Он предложил выпить на брудершафт. Обвила его руку. Потом плечо. Через взаимный поцелуй в Хромова проник яд желания.
Вдруг взглянула на часы и резко поднялась:
– Мне пора!
– Проводить?
– Нет. Меня муж встретит.
«Муж у тебя – уж!» – подумал Хромов ей вслед.
Минут через десять после ухода Змеи раздался звонок, и в квартиру, играя стройными загорелыми ногами, вошла Лань.
– Садитесь, здесь свободно! – сделал он предупредительный выстрел в воздух.
Лань, улыбнувшись глазами (газели!), села к нему.
Навел на нее бутылку водки:
– Налить?
– Нет.
Осечка.
– Что-нибудь покрепче?
– Алкоголь не употребляем.
Эта пуля пошла за молоком. Алкоголь – старое, надежное оружие, пробивает даже бегемотиху. Но Хромов, опытный егерь, ничем не выдал своего замешательства.
– Что-нибудь положить?
– Я сама. Хотя – вон ту рыбку.
«Лань питается рыбкой», – заключил Хромов.
Когда ему оказывали сопротивление, он шел напролом. Или отступал. Во всяком случае, развязка ускорялась. Через некоторое время он спросил:
– Что вы делаете сегодня вечером?
– Так сейчас уже вечер!
– Ну – сегодня ночью?
– Глупо и пошло, – сказала она.
На этом охота за Ланью окончилась. Победила Лань.
Он выпил. Охотник должен пить, чтобы почувствовать уверенность. Но не слишком много, чтобы самому не превратиться в животное.
И тут он увидел Мышку. Её почти не было видно из-за стола. Он даже не заметил, когда она прошмыгнула.
Ловить мышей он не любил. Мыши были ему не по вкусу. Она сидела по-тихому и внимательно слушала пожилого охотника о каких-то его подвигах на постройке собственной дачи.
– А почему ваша дама не пьет?
Мышка опустила ресницы:
– Никто не наливает.
У нее неожиданно оказался низкий голос, как у режиссера.
– Коньячку?
Мышка кивнула. Челка хлопнула её по бровям.
Он подсел ближе. Чокнулись. Выпили. Конечно, Мышка – не Лань. И даже не Пони. Но на один вечер – это допустимо.
Грянули танцы. Он ощущал под своими ладонями её хрупкую спинку. Собственно, на её спинке умещалась лишь одна его ладонь. Вторую он пристраивал то сбоку, то ниже. Попискивала от удовольствия. Ему казалось, что он превратился в великана. На все соглашалась, тихая, скромная, серенькая.
– Предлагаю отсюда слинять!
Она кивнула. Все. Считай, он уже её убил. Через шесть недель она сообщила ему, что его заряд в ней пророс. «А почему бы и нет?» – подумал он. На свадьбе его вдруг пронзила мысль: «А может, это не я охотился на Мышку, а Мышка на меня?»
Однажды ему показалось, что у него на лысине появились рога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99