Зубов говорит:
– А мне кажется, в бутылке маленько осталось.
Кузьмич его в бок толкает: не сбивай, мол, с мыслей экскурсоводку!
Экскурсоводка говорит:
– Следующая картина – «Пир богов».
– Вот черти! – говорит Зубов. – Целую канистру раздавили!
Экскурсоводка спокойно продолжает:
– А эта картина принадлежит кисти такого-то неизвестного художника такой-то половины века. Называется «Натюрморт». Что в переводе означает
– "мертвая натура".
– А как живой! – говорит Зубов. – Мы таким натюрмортом вчера закусывали.
– Правильно! – улыбнулась экскурсоводка. – Изображение закуски – это натюрморт.
– А изображение лица, – говорит Зубов, – это натюрморда.
И тут действительно подходим к изображению лица. Только – не целиком, а до пояса.
Экскурсоводка говорит:
– Перед вами – «Кающаяся Магдалина».
– Икающая, – говорит Зубов. – После этого всегда хорошо икается.
Экскурсоводка говорит, заикаясь:
– А это – «Утро стрелецкой казни».
Зубов говорит:
– Точно! С вечера так напьешься «Стрелецкой», что утром хоть голову отрубай!
Экскурсоводка говорит, икая:
– А это – картина «Иван Грязный выпивает со своим сыном».
И тут нам всем стало ужасно жалко за экскурсоводку. И мы говорим Зубову:
– Все! Поиздевался! Беги вниз и бери пять по ноль семь. Или семь – по ноль пять.
В общем, экскурсию мы в подворотне заканчивали. Сначала белое пили по-черному. А потом красное – до посинения. Зубов все время мадонну вспоминал. Только нашу. И только когда падал. Кузьмич его три раза перекрестил. Бутылкой. А он за это Кузьмичу нимб попортил.
Нет, с пьянством надо что-то думать. Может, музеи закрыть, к свиньям? Или портреты древних алкоголиков замазать? Только печень их пускай висит. Проспиртованная. Потому что великая она – эта сила искусства!
Аппарат профессора Коро

– Но если никто не виноват, как же объяснить взрыв в лаборатории?
– Это был не взрыв.
– Почему же тогда погиб профессор?
– Он не погиб.
– Где же он?
– В этой комнате.
– Но я вижу лишь дым.
– Это и есть профессор.
– Нет, так у нас дело не пойдет, – инспектор откинулся на спинку кресла. – Начнем сначала. Итак, вы утверждаете, что в лаборатории никого не было, кроме вас и профессора Коро?
– Совершенно верно, – сказал доктор Сислей.
– Как же призошел взрыв?
– Это был не взрыв, – ответил доктор. – Обыкновенная вспышка, сопровождающая освобожденную энергию.
– Освобожденную от чего?
– От профессора, разумеется. Сейчас его энергии хватает только на то, чтобы удерживаться в газообразном состоянии.
– Но, убейте меня, я не понимаю, как он дошел до такого состояния!
– При помощи своего нового аппарата. Человек сначала размягчается, потом разжижается, а потом распыляется.
– А как же обратно?
– Очень легко! Запоминающее устройство помнит связь атомов твердого профессора, а конденсатор при необходимости сконденсирует его из газообразного.
– Потрясающе! А что дает это изобретение?
– Полный отдых всех членов организма, ликвидацию избыточного веса за счет увеличения роста, смену пола на противоположный, траспортировку человека в любой форме, как то: баллон, бутылка, ящик, полиэтиленовый пакет, газопровод…
– Гениально придумано! – воскликнул инспектор. – А теперь я скажу, что дает это вам, доктор Сислей. Место заведующего лабораторией! Но сделали вы это топорно. Убив профессора, топором вы растворили его в кислоте и ждали до тех пор, пока он не испарится. А потом имитировали взрыв.
– Но… – возразил было доктор.
– Спокойно! – инспектор перегнулся через стол. – Не надо пускать мне пыль в глаза! То, что вы не физик, я понял сразу: когда заметил отсутствие крови. Вы химик, Сислей! Не отпирайтесь!
– Да, – прошептал доктор. – Но у меня есть алиби.
– Что ж, – сказал инспектор. – Каждый имеет алиби, пока его не начали допрашивать. Только без этих штучек!
Но доктор уже щелкнул выключателем…
Когда снова зажегся свет, посредине комнаты стоял профессор Коро.
– Рад вас видёть, инспектор! – сказал он.
– Я тоже, – кивнул инспектор седеющей прямо на глазах головой. – Но славы таким путем вам не добиться. Думаете, я не слышал, как вы стояли за дверью и подслушивали наш разговор? Ваше изобретение – фикция чистейшей воды!
– Не более, чем ваша должность, – парировал профессор. – Вы не первый агент, которого засылает к нам Строительно-Разведывательное Управление.
– Ложь! – крикнул инспектор, выведенный из равновесия.
– Успокойтесь, – мягко сказал профессор, и его лучистая улыбка осветила инспекторское лицо…
В то же мгновение инспектор вспыхнул и испарился.
– Ну и запах! – поморщился профессор. – Откройте форточку, доктор!
Случай с литературоведом
Литературовед Кротов ехал из Ленинграда в город Пушкин, чтобы принять участие в Пушкинских чтениях.
Глядя на унылые картины, пробегавшие за окном, он размышлял о связи литературы и литературоведения и не заметил, как подъехал к Царскосельскому лицею.
Кротов вылез из кареты и сразу опьянел от кислорода.
– Ну, слава государю, успели-с! – сказал ему швейцар с седыми баками.
– Лицеисты все в сборе.
Кротов скинул швейцару меховую шинель и, поскрипывая высокими сапогами, поспешил за каким-то кавалергардом.
"Хорошо придумано, – ещё ничего не понимая, мысленно отметил Кротов.
– Только как же я проморгал, когда автобус на карету меняли?"
Наконец они пришли. Зала была уже полна. Долетали обрывки фраз: «Экзамен… Словесность…» Незнакомая дама обратила на Кротова свой лорнет и учинила ему улыбку.
Вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Кротов повернулся и обмер: рядом с ним за длинным экзаменаторским столом сидел Державин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99