И пусть они узнают, что такое страдание, эти проклятые еретики и преступники. Пусть их распнут, господин Таканава. Повесьте их тела высоко на деревянных крестах, установленных вдоль берегов Бунго, и пусть они служат предупреждением всем еретикам, которые в будущем могут рискнуть приблизиться к этой стране.Он остановился, чтобы перевести дыхание, хватая ртом воздух, вцепившись в висевшее на шее распятие; лицо его пошло красными пятнами, глаза сверкали, правой рукой он указывал на них, будто позировал для картины, представляющей его в качестве ангела Божьего, подумалось Уиллу.– И ты называешь себя священником, человеком сострадания и сочувствия? – спросил он.Но дело было сделано. Таканава и сын тихо переговаривались, наклонившись друг к другу. Те из присутствующих, кто понимал по-португальски – а таких было несколько человек, – переводили своим соседям, которые, в свою очередь, передавали всё дальше, добавляя, несомненно, свои комментарии и соображения, так что двор вскоре наполнился шёпотом и шорохом. Даже три человека, сидевшие позади хатамото, выглядели встревоженными и огорчёнными происшедшим и сосредоточенно советовались. Наконец Таканава поднял голову, и шёпот медленно стих.– Уилл Адамс, – произнёс Тадатуне, – нет никакого смысла давать тебе возможность ответить на обвинения священника. Я хочу лишь спросить – признаешь ли ты, что это оружие спрятано в трюмах твоего корабля?– Оно действительно там, господин Тадатуне, но…– В таком случае его слова правдивы, а твои – ложь. Нет причин пытаться выяснить, против кого вы собирались пиратствовать. Солгав однажды, ты непременно солжёшь снова и снова. Ибо такова натура лжеца. Как пираты вы пришли в Бунго и как пираты умрёте – здесь, на побережье, как предлагает священник.Уилл смотрел на него в ужасе. Перенести столько испытаний, выжить в стольких смертельных ситуациях, чтобы быть сейчас казнённым, подобно простому преступнику? Но что сказать, что сделать? Как сказать Квакернеку, Мельхиору и остальным, что он подвёл их?До его сознания дошёл голос говорящего человека. Оглашают приговор? Несколько мгновений он не мог понять, откуда исходит этот негромкий голос. Но, вне всякого сомнения, он принадлежал высокопоставленному человеку. И Тадатуне, и его отец обернулись, священник тоже уставился мимо обоих хатамото; лицо его постепенно утрачивало выражение злобы, становясь почти комически испуганным.Таканава ответил – очевидно, протестуя, – однако человек, сидевший в центре троицы позади хатамото, покачал головой и повторил сказанное ещё раз. Таканава помедлил и, взглянув на Тадатуне, отдал какое-то распоряжение.– Уилл Адамс, – сказал Тадатуне не менее жёстко, чем до этого. – Твоё наказание будет отложено до более удобного времени. Это желание человека, ранг которого не ниже самого квамбаку, могущественного Тоетоми Хидеери, правителя Осаки. Он хочет выслушать тебя и затем решить твою судьбу. Поэтому решено, что вы поедете с этим человеком – Косукэ но-Сукэ. Ты можешь взять с собой одного из своих товарищей. Поторопитесь, ибо Косукэ но-Сукэ хочет вернуться в Осаку немедленно.– Уилл! – прошептал Квакернек. – Что происходит, Уилл? Пока говорил этот папский прихвостень, я думал, что наши дни на этом свете завершены.– Я тоже так думал, Якоб. Но сейчас, кажется, нам дали возможность апеллировать к более высокому суду. Я увижу императора или, по крайней мере, его представителя в Осаке. Это место в нескольких лигах отсюда, насколько я понял. Они говорят, что я должен взять с собою кого-нибудь ещё.– Мне хотелось бы поехать с тобой, Уилл. Но, боюсь, такое путешествие мне сейчас не по силам. Кроме того, я должен быть рядом со своим кораблём и со своими людьми. Ты можешь взять любого по своему выбору.– Тогда я возьму Мельхиора Зандвоорта.– Отличное решение, Уилл. Хорошо, бери Мельхиора и отправляйтесь с Богом.Уилл кивнул. Теперь им потребуется вся помощь, которую им сможет дать Господь. Если сможет. Он взглянул на Тадатуне, стоявшего с крайне серьёзным видом, на Косукэ но-Сукэ, медленно поднимавшегося на ноги, не замечавшего, казалось, вызванного им испуга, на священника, что-то разочарованно бормотавшего, затем на стоящих кругом людей, шептавшихся друг с другом.На всех, кроме одного человека, стоявшего немного в стороне у порога дома, рядом со своим отцом. Веер Магоме Сикибу висел на руке, безвольно опущенной вниз, пока она в отчаянии глядела на Уилла. Но, встретившись с ним взглядом, она вскинула руку, расправила веер, словно он был продолжением её пальцев. Она прикрыла лицо, и веер тут же снова упал. Уилл проклинал про себя яркое солнце, слепившее глаза, проклинал многообразие красок и жестов, мелькающих вокруг него. Было почти невозможно разглядеть выражение её глаз, понять, что она хотела сказать этим жестом – приподняв и опустив веер. Несомненно только то, что его глупый взгляд смутил и обеспокоил её. Веер снова очутился на своём месте, но теперь она отвернулась.Магоме Сикибу.Это было, по крайней мере, что-то похожее на корабль, вспоминал потом Уилл. Длиной галера была около сорока футов, и с приличной скоростью она скользила по спокойной воде, увлекаемая вперёд ударами весел – по дюжине с каждого борта. Но только потому, что вода спокойна. Из Бунго они отбыли не столь уж немедленно, да и прилив, пройдя шесть тысяч миль открытого океана, заставлял лодку нырять и взлетать на волну, раскачивая её при этом с боку на бок. Водяная пыль высоко взлетала над хрупким носом судна, заставляя гребцов горбиться и цепляться с угрюмым упрямством за вёсла. Но через час они нырнули в скалистую бухту и очутились в скопище островков, отделённых рифовой грядой от открытого моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145