Под увеличительным стеклом идет отчаянная схватка: все эти рачки, личинки, какие-то козявки шмыгают в блюдце, ищут новых жертв или сами спасаются от нападения. Маленький, почти невидимый мирок, подчиненный непреложному закону жизни – борьбе за существование, в которой выживает сильнейший.
– Здесь должны быть тунцы, – слышу я усталый голос Торина, – можно ставить ярус.
Большой, широкоплечий, заросший щетиной, с синяками под глазами, он стоит посреди лаборатории и, болезненно морщась, потирает виски.
– Когда будет улов, парни, разбудите, – добавляет он и, пригнувшись в дверном проеме, выходит на палубу.
Виктор спешит в рубку. Через несколько минут по судну раздается команда:
– Приготовиться к постановке яруса!
Матросы выскакивают на палубу с такой быстротой и решительностью, как будто они собираются не рыбу ловить, а идти на абордаж, штурмовать врага. Ну что ж, пожалуй, постановка яруса – тот же штурм. Сегодня мы штурмуем глубины Гвинейского залива. Разыщем ли спрятанные здесь сокровища или уйдем из этих мест ни с чем, покажет время. А сейчас – за дело! Боцман швыряет в воду концевой буек, и хребтина с легким шуршанием начинает свой многокилометровый бег в океан.
Неделя работы с ярусом пошла впрок: люди работают быстро, сноровисто. Теперь почти нет пустых клевантов, нет задержек, не свистят в воздухе крючки. Судно идет хорошим ходом, к самому горизонту убегают белые точки поплавков, развеваются на небольшом ветру красные флажки на вешках. Капитан удовлетворенно смотрит на мелькание быстрых рук: сардинка... крючок... «поводец», «поводец»... поплавок; он глядит на сосредоточенные лица матросов и прибавляет скорость. Прошел час, второй, третий; взмокли обнаженные тела, соленый пот течет по лицам, заныли руки, спины. До чего же хочется курить! Но вот можно и закурить, – боцман отправляет за борт концевую вешку и спешит к чайнику с кислым квасом.
Полчаса отдыха, и начинается выборка: хребтину зажимают между роликами машины, и бригадир включает ярусоподъемник. Проходит 10-20 минут томительного ожидания, и над палубой раздается радостный вскрик:
– Есть!
Да, что-то там есть: один из «поводцов» натянулся струной и отвесно уходит в воду. Свешиваюсь с верхнего мостика и заглядываю вниз – там, под бортом судна, что-то крутится, ворочается, белея сквозь водную рябь. Боцман отцепляет «поводец» от хребтины и, густо краснея от натуги, подтягивает добычу к лазпорту. Зацепив «поводец», он надевает рукавицы и вместе с Викешей, упираясь ногами в борт, начинает поднимать «кого-то» к поверхности океана. Но тот, кто сидит на крючке, не горит желанием познакомиться с боцманом; неведомое существо бьется в синеватой глубине, отчаянно сопротивляясь. Сбегаю вниз и вместе с Валентином вцепляюсь в капроновый шнур.
– А ну, парни, поднажмем! Еще! Ага, пододвигается!
В этот момент вода у борта теплохода вскипает, и мы совсем рядом в пене брызг видим большущую тупую башку. Она разевает свою громадную пасть и показывает нам две превосходные, усаженные частоколом зубов челюсти. В следующее мгновение Валентин сует в акулью пасть багор, но акула успевает захлопнуть рот и, развернувшись своим тяжелым, метра в четыре, телом, с сокрушительной силой ударяет хвостом по борту теплохода. Целый каскад воды взлетает до самого мостика. Мы испуганно отскакиваем от борта, а бригадир кричит:
– Какого черта возитесь? Быстрее! Еще одна!
Легко сказать «быстрее» – акуле совершенно не хочется на палубу. Она рвется из стороны в сторону, стукается головой в судно, хлещет хвостом и стискивает челюсти, как будто ей хотят не багор в рог сунуть, а влить рыбий жир. Потом Валентину удается зацепить рыбину за жаберную щель; повиснув на канате, мы вытягиваем ее из воды почти наполовину, но кожа лопается, и хищница летит обратно в воду. Приходит Торин. Он чисто выбрит, причесан, надушен. На руках ослепительно белые перчатки, на ногах такие же белые нейлоновые сандалеты. Перекинув сигарету из угла рта в другой, он отбирает у Валентина багор, стукает акулу по носу; та разрывает пасть, пытается схватить багор, но Юрий уже втыкает его чуть ли не в горло хищника и командует:
– Алле гоп!.. Взяли!
Мы дергаем за канат, и акула тяжело переваливается через борт. Нет, она еще не смирилась.
– Осторожно!.. – слышу я вскрик Валентина и едва успеваю отскочить в сторону: мимо моих ног, сметая ящик с апельсинами, мешок с шелухой и ведро, мелькает акулий хвост.
Следующим ударом акула сплющивает в лепешку цинковое ведро и ломает прислоненный к запасной лебедке багор. Поплевав в ладони, Торин заносит над головой тяжелую кувалду и, крякнув, опускает ее на плоскую акулью башку.
– Акула «бык», – определяет хищника Виктор Жаров.
Так этот вид акул назван за свою широкую, тупую голову и медлительность, с которой обычно они плавают в воде.
А боцман в это время подтаскивает к борту второго «быка». Он чуть поменьше первого, но такой же злой. Валентин крепко стискивает в руках багор, бьет им рыбу по голове и упрашивает ее:
– Ну, не упрямься... открой ротик. Скажи дяде а-а!
Акула слушает, раскрывает свой «ротик» и через несколько мгновений оказывается на горячих палубных досках. Поплевав по примеру Торина себе в руки, Валентин замахивается кувалдой, почти по-«торински» крякает и опускает ее на... палубу. В последний момент акула дергается, и кувалда врезается в деревянный брус, оставляя на нем глубокую вмятину. Валентин снова плюет в ладони, но тотчас отбрасывает кувалду в сторону – за бортом бьется, исполняет в воде воинственный танец, третий, весом в пару центнеров, «бык».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71