И тогда я впервые спросил себя — кто ты? Русский человек или существо без роду и племени, лишенное чувства родины?
После всего виденного я мог только гордиться своими соотечественниками, их стойкостью, тем что они не склонились перед врагом. Если признаться, дочка, то именно в этом лагере смерти я решил: умереть вместе со всеми, по не склониться перед фашистами, а если удастся, бежать.
К нам пригнали новую партию людей. Это были семьи командиров Красной Армии и коммунистов. Среди ни: оказалась и семья Игната Мелехова. Узнать в сгорбленной, измученной женщине Марию Петровну было почти невозможно. Всегда опрятная, бодрая, теперь она выглядела больной старухой. Но во взгляде светилась воля, не сломленная тяжелыми испытаниями. Я старался чем только мог облегчить их участь. Это оказалось нелегким делом.
Белгородов опять замолчал и с тревогой посмотрел на дочь. Та сидела, не меняя позы. О чем она думает? Понимает ли его? Он не предполагал, что мозг Лидии лихорадочно работал в поисках доказательств правдивости его рассказа. Она очень хотела верить тому, что говорил отец, но ее мучали сомнения, подозрительность. Сказывалось воспитание, полученное в шпионской школе.
Белгородов раскурил потухшею трубку и, приминая табак большим пальцем, продолжал:
— В том лагере произошло событие, перевернувшее все мои убеждения. Недалеко от нас разместилась семья, прибывшая одновременно с Мелеховыми. Мария Петровна рассказала, что это семья военного врача. Кроме жены врача, у которой в пути умер двухмесячный ребенок, были ее родители и сестренка лет тринадцати. Фамилии их я не знал. Жена врача — женщина лет двадцати двух—двадцати трех, с каштановыми косами и большими серыми глазами была необычайно привлекательна.
Несмотря на горе, мы невольно любовались ею. «Рыжий» тоже обратил на нее внимание. Проходя мимо, он останавливался, минуту—другую смотрел на нее. Она опускала голову, и он молча уходил прочь. Внимание надзирателя к этой женщине встревожило весь лагерь. Мы ждали беды. И не ошиблись. Через несколько дней женщину вызвали в комендатуру лагеря. Она отсутствовала не более получаса. Вернулась вся в слезах. Оказалось, что «Рыжий» предложил ей стать его наложницей и за это обещал сохранить жизнь. А иначе…
Весь лагерь притих в ожидании страшной развязки.
На рассвете следующего дня большею группу повела к обрыву. Мы столпились у колючей проволоки и молча провожали их в последний путь…
К обрыву нужно было подниматься в гору. Нам было хорошо видно, что делается за колючей проволокой. На травянистом склоне горы обреченных остановили. По списку отбирали группы людей. Их ставили лицом к обрыву и давали очереди из автоматов. В последней группе находилась эта женщина. На ее глазах сначала расстреляли отца, потом мать и сестренку. Последней подтолкнули к обрыву ее. Но она не двинулась с места. Тогда надзиратель быстро подошел и увел ее прочь… Она осталась с «Рыжим».
— Как… как она могла?.. — глухо вскрикнула Лидия и, запнувшись, умолкла.
ГЛАВА VII
Белгородов с минуту молчал. На лбу выступили крупные капли пота. Он рывком расстегнул ворот кителя, достал платок и провел им по лбу.
— За эти несколько минут я пережил такое, что не дай бог никому испытать, — взволнованно продолжал Белгородов. — Я тогда много думал о поступке этой женщины. Для сохранения жизни она согласилась стать наложницей убийцы своих родных… предать находящегося на фронте мужа… Знаешь, Люда, я невольно подумал о своей матери. Я тебе не рассказывал, как она ушла от меня…
— Ты говорил, что мать продалась большевикам, бросила меня, тебя…
— Дочка, и здесь я виноват перед тобой… Это неправда. Тогда я был ослеплен обидой… Жена ушла от меня открыто, честно. Она уходила от спокойной, сытой жизни на большие лишения и опасности. Уходила с человеком, которого любила. Конечно, тогда я так думать не мог. Ее уход озлобил меня. Все годы эмиграции я разжигал в себе ненависть к ней. Я жил мыслью о мести большевикам за все… И тебя так воспитал… Но в лагере смертников я понял, что моя Вера никогда бы не поступила так, как та женщина. Она предпочла бы смерть объятиям палача. Вера ушла от меня к любимому человеку, а это совсем другое дело. Вот та женщина заслужила ненависть и презрение, а Вера — нет! Она претерпела бы все муки, но такого не совершила бы…
Увлеченный рассказом, Белгородов не заметил, как смертельно побледнела Лидия.
— Жестокость надзирателя, поступок, достойный презрения, совершенный той женщиной, а с другой стороны, героическое поведение моих соотечественников, обрекаемых немцами на унижение и смерть, окончательно протрезвили меня, сняли пелену с моих глаз. Я решил вырваться из этого ада, глубоко спрятать в душе свое прошлое, скрыть свое настоящее имя и принадлежность к иностранной разведке и постараться занять место в рядах людей, отстаивающих русскую землю от нашествия врага, собственной кровью смыть свою вину. А там… после победы, в которой я уже не сомневался, заслужить право на родину.
В лагере прошел слух о партизанах, которые появились в окрестностях и наносили большой урон немцам. Вот к ним я и решил уйти. Побег наметил в ночь под воскресенье. Но меня опередил Ленька Мелехов.
Во время очередного выхода на очистку улиц средь бела дня он сбежал. Тотчас была организована погоня. Его ранили, но парнишке все-таки удалось скрыться.
Меня часто видели с Мелеховым и заподозрили в подстрекательстве к побегу. Два дня держали в лагерном карцере, допрашивали, избивали и снова допрашивали. На третьи сутки меня, семью Мелехова и еще сорок восемь человек повели на расстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111