Разумеется, нет необходимости особенно церемониться с батраками — это все привозная рабочая сила, но, с другой стороны, я хочу сохранить образ просвещенного хозяина.Модести успела узнать, что все пятеро разыскивались полицией тех стран, откуда уехали. Камачо и Мескита за изнасилование, Лобб за убийство. Она не знала, что натворили ван Пинаар и Селби, но полагала, что южноафриканец был обычным бандитом, а англичанин психопатом. Сейчас во дворе с винтовкой дежурил Мескита.Модеста провела по половице черточку, обозначавшую местоположение большой мастерской и гаража за складом горючего в нескольких сотнях ярдов к юго-востоку от дома, затем сердито насупилась. Она поняла, что и генератор находится в том же комплексе, о чем она совершенно забыла. Вообще-то она должна была составить схему основных узлов поместья после первой же экскурсии, но сейчас ее мозги работали непривычно вяло, с натугой.За домом, на северо-западе, находилась полоса лесистой саванны, сменявшаяся затем сильно пересеченной местностью — небольшие долины, холмы, горы. Именно в этом направлении и очерчивались контуры того, что местные называли Сварливой Девственницей. Модести, правда, не имела возможности изучить эти места, но ей удалось подслушать разговор ван Пинаара и Брунеля. Один из негров-кикуйу, совершая обход поместья, увидел львиные следы, и теперь ван Пинаару не терпелось устроить охоту. Вообще-то на востоке, у болот, водилось немало всякой живности, но, судя по всему, львы редко оказывались на территории усадьбы.Модести посмотрела на маленький кружочек на «карте». Там находилась клетка с гориллой Озимандиасом. В первый же день Брунель показал Модести эту гигантскую обезьяну. Ярдах в ста от дома начиналась лощинка, поросшая акациями, где и была сооружена большая круглая клетка диаметром в сорок футов. В ней и жил Озимандиас, горная горилла.Модести вспомнила резкий запах аммиака, угрюмые глаза из-под косматых бровей, мощные ручищи, вцепившиеся в прутья клетки, серебристый мех на спине. Озимандиас зарычал, отвернулся и, упираясь в землю костяшками пальцев рук, двинулся прочь. Но особенно запомнился Модести взгляд Брунеля. В глазах его загорелись странные огоньки.— Я держу Озимандиаса как напоминание о том, что мозг сильнее мускулов, — задумчиво произнес он, глядя на Модести. — Полюбуйтесь на это чудовище, мисс Блейз. Когда Озимандиас выпрямляется, то его рост — шесть футов, а весит он триста шестьдесят фунтов — вдвое больше обычного мужчины. Обхват груди — шестьдесят два дюйма, плеч — добрых три фута. Но при этом он еще и фантастически силен. Как дюжина взрослых мужчин. Если в клетке окажется самый сильный человек на земле, Озимандиас разорвет его, как картонную куклу.Брунель перевел взгляд на машину, возле которой застыли ожидании Джако и Адриан Шанс. Джако облокотился о капот. В руке его поблескивал пистолет.— Джако очень силен, — снова заговорил Брунель, — но нам удалось справиться с ним, мисс Блейз. Но одно дело Джако, и совсем другое Озимандиас. Ни один человек не в состоянии одолеть его голыми руками… Впрочем, может, вам угодно попробовать?— Нет, — сухо обронила Модести, думая, не стоит ли прямо сейчас прикончить Брунеля, благо возможность казалась благоприятной. Скорее всего, ей затем удастся добежать до деревьев, пока Джако и Шанс будут соображать, что к чему. Но в заложниках оставался Джайлз. Убить Брунеля означало подписать смертный приговор Джайлзу.— Адриан хочет отправить вас в клетку к Озимандиасу, — как ни в чем не бывало сообщил Брунель. — У него это стало просто наваждением. — Модести промолчала, и Брунель продолжил, выждав паузу: — Возможно, Озимандиас — единственный символ моего тщеславия. Я мал ростом и физически слаб. И вот стоит горилла, воплощение грубой силы, создание, внушающее ужас, способное расправиться даже со львом, если, конечно, достаточно разъярится. — Он поднял ручку, маленькую, как у ребенка, улыбнулся и добавил: — И тем не менее, Озимандиас — узник, живет в клетке, а я свободен. — Он обернулся к машине и снова заговорил, причем ровным, без пафоса тоном. — И те двое тоже принадлежат мне, и другие, такие же, как они, подчиняются мне беспрекословно. Сильные, жестокие, неспособные на сострадание. — Он снова посмотрел на Модести и сказал как бы между прочим: — И вы тоже будете принадлежать мне. Ну что ж, продолжим осмотр?Тогда слова Брунеля не произвели на Модести особого впечатления. Ей приходилось встречаться со многими врагами, выслушивать их угрозы. Но с каждым днем ей было все труднее и труднее преодолевать нараставшее чувство собственной беспомощности, приводить в порядок механизмы самозащиты. Она прекрасно понимала, что если потеряет свои защитные доспехи, то страх сделает свое черное дело. На протяжении всего своего существования, полного разных опасностей, она побеждала обстоятельства прежде всего потому, что отказывалась допустить даже мысль о возможном поражении. Это было фундаментом, на котором Модести Блейз строила свои действия. Она полагала такой подход чем-то само собой разумеющимся, но сейчас фундамент словно был готов дать трещину, и это само по себе пугало.Модести смотрела на черточки на полу и пыталась понять, почему и как она стала терять веру в себя. Она провела в Бонаккорде целых пять дней. И пока впустую… Плохо, очень плохо… Она сама не могла взять в толк, почему так скверно выступает. Тщательно проанализировав все детали, она обязана была отыскать какую-то лазейку, придумать план действий, который обещал бы хоть какие-то шансы на успешный исход. Но ее мышление утратило что-то неуловимое, но крайне существенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94