Ясачный взглянул на часы — времени оставалось в обрез, — лицо его стало строгим и, пожалуй, торжественным. Положив на стол партийный билет, он сказал:— Прошу до времени сохранить. Футоров молча перелистал документ и запер его в несгораемый ящик стола.— Я должен, мичман, предупредить вас, — сказал Футоров. — Оперативная группа выполняет ответственное задание. За операцию отвечает капитан Клебанов. Вас, Петр Михайлович, привлекли еще и потому, что для успешного выполнения задачи нужен моряк, отлично знающий побережье. Наш долг — помочь чекистам. Ясно?— Ясно, товарищ капитан-лейтенант.Подхватив покатившийся в обратную сторону карандаш, замполит перешел к главному:— Кого вы наметили е осмотровую группу?— Старшину первой статьи Хабарнова и матроса Нагорного.— Нагорного? — удивился замполит.— Товарищ капитан-лейтенант…— Почему вы остановились на комендоре?— Я считал так: чем сложнее задачу ставит перед человеком жизнь, тем крепче становится характер.— Не улавливаю связи, — заметил Футоров и. поставив локти на стол, скрестил узловатые пальцы своих сильных, по-рабочему крепких рук.— Парень столкнется с такими трудностями, что…— Если я правильно понял, вы хотите взять с собой Нагорного, не посвящая его в задачу?— Понимаете, товарищ капитан-лейтенант, парень он прямой, честный, ему этот театр…— Как это — театр?! — обозлился Футоров и сжал руки так, что побелели фаланги пальцев. — Первая же случайность может погубить Нагорного и провалить задачу. Вы даже не подумали о человеке! Парень вам верит, стремится подражать во всем, даже в привычках… Вы заметили, как Нагорный в минуту раздумья сдвигает ладонью шапку на лоб? Точь-в-точь как это делаете вы. Для Нагорного вы тот идеальный образец моряка и человека, которому он готов следовать во всем и всегда, и вдруг… Нет вы понимаете, к чему это может привести?— Признаться, я думал так: кранцы подкладывать парню не надо. Чем больше будет бортами стукаться, тем крепче станет. Кроме того, было у меня еще одно опасение. У Нагорного — что на душе, то и на лице, какой ветер — такая волна. Вернется с почты, погляжу на него — знаю, от кого письма получил: от друга, от матери или Светланы.— Вы думаете, что Нагорный может себя выдать? — спросил Футоров.— Боюсь…— А я не боюсь. Скрывать мысли, чувства и настроения от своих товарищей — зачем? Разве зазорно любить и быть любимым? А вы обратили внимание на то, как ведет себя Нагорный, когда около него появляется фельдшер? Болтанка такая, что слепая кишка становится зрячей. Команда в лежку, а Нагорному хуже всех. Фельдшер его спрашивает: «Как самочувствие?», а он: «Люблю, — говорит, — свежую погоду!» — и еще улыбается…— Так как же? — после паузы спросил Ясачный.— Берите Хабарнова и Нагорного, но предупреждаю: задачу проработать с ними до мельчайших деталей! Предусмотреть все, чтоб никаких случайностей. Понятно?— Ясно!— Командиру я доложу. У меня есть несколько соображений, — сказал Футоров и раскрыл блокнот.А в это время «любитель свежей погоды» уже снял с себя всю старую, пропитанную сыростью и морской солью одежду и в ожидании баталера забрался на койку. Закрыв глаза, Нагорный попытался представить себе, что его ожидает, но безуспешно. Тогда он накрылся с головой одеялом — испытанный способ, когда нужно в краткие часы между двумя вахтами отогреться после холодного ветра. Тепло ползло по ногам, охватывало все тело и располагало ко сну.— Где Нагорный? — спросил баталер, спускаясь в кубрик.Матрос, занятый утюжкой воротничка, кивнул головой в сторону койки Нагорного.— На, жених, получай! — положив на рундук обмундирование, сказал старшина-сверхсрочник, исполнявший должность баталера.Нагорный сел, свесив босые ноги с койки, и с чувством обиды спросил:— Почему «жених»?— А я откуда знаю? — усмехнулся старшина и, уже поднимаясь по трапу, бросил: — Зайдешь в баталерку расписаться!Нагорный достал из рундука новые шерстяные носки, их связала мать. Это были те самые носки, что прислала она в посылке. Одеваясь, он думал над причиной «маскарада». Нагорный верил в доброе к себе отношение бопмана, и все же его охватывала мучительная тревога неизвестности.Вынув из рундука фотокарточку Светланы, он рассматривал ее долго, словно впервые. Девушка была сфотографирована в парке, ветер растрепал ее волосы, обтянул блузку. Полные губы были слегка приоткрыты, точно девушка говорила с ним. На обратной стороне он прочел, хотя и знал наизусть: «Андрюша!Всегда, всегда будь таким, каким я тебя знаю! Света».
Услышав на трапе тяжелые шаги боцмана, Нагорный спрятал фотографию в боковой карман ватника — он просто не успел бы ее положить в рундук.Ясачный придирчиво осмотрел комендора, велел поставить ногу на банку, потискал ботинки и сказал:— Свободные. Теплые портянки есть?— Есть, — ответил Нагорный.— Наденьте. Через десять минут явитесь в каюту капитан-лейтенанта Футорова. Понятно?— Ясно, товарищ мичман.Боцман поднялся на верхнюю палубу.Тем временем матрос выгладил воротничок к принялся за письмо.И Нагорный вспомнил Лобазнова, его письмо и подумал: «Фома всегда был холоден, аккуратен и расчетлив, даже в дружбе…»Нагорный с выводами поторопился.В эти минуты, рискуя собственной жизнью, навстречу шквальному ветру и жесткому снегу, секущему лицо, изнемогая, падая и поднимаясь вновь, Лобазнов шел по узкой тропинке среди скал и моря, неся на закорках Мишу Ельцова…Вернувшись с начальником на заставу, Лобазнов даже не успел распрячь лошадь; через пятнадцать минут он должен был старшим идти на пост наблюдения..Лобазнов и Ельцов шли с оружием, неся в вещевых мешках сухой паек и дрова для топки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41