его девяносто килограммов ударили худенького пуэрториканца под ребра. Оба тяжело упали на ковер, покатились, натыкаясь на мебель. От удара Мануэль выпустил свое оружие.
При связанных руках и ногах Коплан имел только два козыря; голову и вес. Он использовал оба с энергией бешеного зверя, раздавливая хрупкого противника под собой. Скатившись на бок, он выбросил свои связанные ноги в лицо Мануэля, потом встал на колени, что было силы ударил его головой в живот, слегка приподнялся и вонзил зубы в его горло, в то время как тот, вцепившись ему в волосы, отчаянно тянул их назад, чтобы разжать мертвую хватку. Но это продолжалось всего несколько секунд: руки его обмякли.
Коплан разжал челюсти, с трудом поднялся и сплюнул: по его подбородку текла густая и теплая жидкость. Он глубоко вдохнул, успокаивая тошноту, поднимавшуюся у него в желудке, и осмотрел комнату затуманенным взглядом.
Мертвый Кольбе валялся на диване, очки свисали у него с уха, лицо было в крови. Под разжавшейся рукой лежал шприц, из которого вытекало содержимое.
Мануэль был страшен: его кожа принимала цвет слоновой кости, а на шее было отвратительное черное пятно.
Коплан почувствовал головокружение. Голова болела, как будто по ней били дубинкой. Удушающая тишина, установившаяся в этой комнате без окон, была более давящей, чем в могиле.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Наконец, повернувшись спиной к Мануэлю, он нагнулся и стал обыскивать одежду пуэрториканца в надежде найти нож.
Его по-прежнему связанные за спиной руки делали неловкие движения.
Он разрывал швы, ощупывал ткань и наконец обнаружил рукоятку ножа с выкидным лезвием. Достав из потайного кармана этот предмет, он поднялся, нажал на пружину и выпустил лезвие.
Затем он бросил нож и повернулся посмотреть на него. Это было тонкое и острое оружие, которое должно было входить в тело, как в масло. Нож был хорошо отточен.
Он снова повернулся, присел, взял нож, потом, сев на пятки, стал перепиливать веревки, стягивающие ему щиколотки. Когда это было сделано, он зажал рукоятку между пятками и стал водить по лезвию веревками на запястьях.
Наконец он освободился от веревки и сбросил обрывки, встал, поправил неполадки в своем туалете и начал очень быстро обыскивать виллу.
Он вытаскивал ящики, опустошал шкафы, взламывал замки, вышибал запертые двери.
Единственное, что он обнаружил, был арсенал: четыре автомата, два карабина, охотничье ружье, полдюжины гранат. Возможно, на это снаряжение и намекал Мейер перед уходом.
На всякий случай он взял из этого склада два пистолета и две небольшие гранаты; принимая во внимание характер беседы, к которой он готовился, это могло стать полезным.
Обыск убедил его, что ключ к разгадке тайны находится на борту яхты. Она должна уйти на рассвете, а было только три часа ночи.
Коплан без всякого труда вошел в гараж. Там стоял великолепный «паккард».
Он стал искать систему открывания двери, но не мог обнаружить кнопку. Он быстро осматривал стены, ярко освещенные электрическими лампами.
Действительно, было слишком глупо ходить взад-вперед в этом запертом помещении. В ярости он подумал, не стоит ли выбить дверь «паккардом». И вдруг он вспомнил, что в Америке двери в гараж открываются по радио из автомобиля.
Он открыл дверцу, сел за руль, включил радио, завел мотор. В его еще болевших висках сильно стучала кровь, когда он нажал кнопку на приборной доске.
Он увидел, как поднимается дверь, и испытал большее облегчение, чем когда придумал устроить ссору между Мануэлем и Кольбе…
Его нога медленно отпустила педаль тормоза, в то время как свежий воздух погладил ему лоб: дверь полностью поднялась.
«Паккард» тихо покатил по цементной дорожке, выехал на проспект и набрал скорость.
Доехав до частного порта, Коплан бросил машину и остаток пути прошел пешком.
Он не знал, где стоит «Мария-Кристина», но это было не так важно. Корабль должен был иметь немалое водоизмещение, поскольку Мейер говорил об экипаже, который должен прийти на борт в шесть часов утра. Когда на яхте есть экипаж, она не просто катерок.
Коплан шел по причалам, залитым лунным светом, стараясь не выходить из тени ангаров. Примерно минут через десять он заметил совершенно белый корабль с благородными контурами, возвышавшийся над маленькими прогулочными корабликами. Свет, пробивавшийся через занавески двух иллюминаторов, показывал, что на борту этой прекрасной яхты не спят.
Он проверил название, написанное на корме; когда он убедился, что именно эта яхта служит штабом Мейеру, он спрятался в темном углу и стал ждать.
Рикардо и Моник раскладывали содержимое своих чемоданов по шкафам каюты, которую обычно занимали во время круизов.
Любовники не разговаривали. Атмосфера была напряженной. Моник догадывалась, что Рикардо в ярости и молчит только потому, что Мейер не допускает ссор в своем присутствии, а дела шли не настолько хорошо, чтобы можно было нарушить его приказ.
Разложив одежду по шкафам, они прошли в салон. Там уже был Мейер. Он курил, с трудом скрывая нетерпение.
Когда парочка села, шеф сказал:
— Я же велел им поторопиться… Они должны уже быть здесь.
Моник, чьи глаза были окружены темными кругами от усталости, скрыла зевок… После умственных и физических перегрузок, перенесенных ею за последние пятнадцать часов, она хотела только одного: спать.
— Скоро придут, — сказала она на всякий случай.
— Кольбе всегда был пунктуальным, — произнес Рикардо глухим голосом. — Он должен был уколоть легавого, собрать чемоданы и взять оружие. Все это занимает немало времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37