Держи ее подальше. На безопасном расстоянии.
Сохрани контроль. Не дать ей взять в руки...
— Поцелуй меня, — попросила она. Холодно. Осторожно.
Ее дыхание стало частым и неровным, когда он подошел ближе. Аромат кокосового шампуня, благоухание роз. Он увидел себя в ее голубых глазах и притянул ее ближе. Она запрокинула голову.
Наклонился к ней.
Коснулся ее сердито сжатых губ. Дрогнув, они раскрылись.
В нем запылал огонь. Он ощутил тепло ее восхитительного тела сквозь плотную ткань костюма. Вскрик — как эхо предсмертного вопля Фрэнка. Дыхание лет, наполненных желанием и ожиданием. Это была Эмма. Именно она. Здесь. Сейчас. Ее обнаженные бедра в нереальном голубом полумраке комнаты — округлые белые миры, и он, движущийся в нее, в нее, в нее. Она знает, наверняка знает, что это могло бы быть истиной, единственной истиной, чувствуя, что сила пробуждается от их поцелуя, чувствуя пределы этой истины и границы его лжи. Она тоже это ощущает.
Эмма отстранилась.
Молчи.
Сохраняй контроль! Не позволяй...
И молчи. Но она все равно «слышит». У нее те же мысли.
— О Боже, — сказала она.
Эмма отвернулась и отошла в сторону.
— Черт тебя подери, — прошептала она. — Ничего не понимаю! Объясни мне что-нибудь, — попросила она. Жестом заставила его молчать. — Нет, ничего не говори, мне не надо вежливой лжи. Я знаю, ты не можешь без нее обойтись. Пора бы мне уже понять это. Все то же дерьмо. Позволь мне угадать самой. Посмотрим, смогу ли я дать этому определение. Может быть, у меня на лбу написано: «простофиля». Впрочем, все это не имеет значения, не так ли? Поскольку это всего лишь личное.
— Что случилось...
— Не продолжай, — оборвала она. — Боже, даже не скажешь, что мы расстались, ты никогда не подпускал меня близко... Всего лишь приятное времяпровождение. Ха! Всего лишь немного расслабиться. Маленькая эротическая «оперативная работа».
Она одарила его злобной улыбкой:
— У тебя никогда не будет лучшей любовницы, чем я.
— Я знаю.
И он понимал, что она права.
— Что еще ты знаешь и когда ты узнал это? — Она задавала вопросы с интонациями прокурора. — Черт побери твои лживые глаза. Черт побери меня, безмозглую дуру.
Перед тем, как открыть дверь:
— Ты мой должник. Ты занят кровавыми делами. Дай мне знать, если решишь убить и меня тоже.
Шум внешнего мира доносился через открытую дверь.
Сверкая глазами, Эмма вытащила из сумочки конверт.
— Вся твоя тяжелая работа только ради этого, — сказала она.
Она швырнула конверт на пол. Добавила:
— Стоит ли она того?
Звуконепроницаемая дверь хлопнула за ее спиной.
Представил удаляющееся цоканье ее шпилек.
Пусть она исчезнет, она должна исчезнуть, забыть это, оставить меня в покое. Только бы она не пошла к своему боссу Хандельману или...
Благоухание роз.
Не думать о пепле в ее сердце.
Ты упустил свой шанс.
Невозможно. Не сейчас. Не важно.
Поверь этой лжи. Продолжай идти.
Посмотрел на часы: почти полдень.
Подобрал конверт.
Взглянул на свое изломанное отражение в зеркале жалюзи. Голубые поверхности отражали пятно на его губах, оставленное алой помадой Эммы, — темный штрих. Как кровь.
Зазвонил телефон.
Глава 34
На обеденном столе Фрэнка лежала выложенная веером пачка банкнот.
Фонг сообщила:
— Двадцать семь тысяч наличными. И еще чековая книжка на имя некоего Жана Малитэ с тринадцатью тысячами долларов. Мама в шутку говорила, что он из тех, кто забывает выбрасывать мусор. Жан Малитэ — один из псевдонимов отца.
— Ты нашла это здесь?
Джон раскрыл и осмотрел со всех сторон книгу по истории кино в твердом переплете, дыру, вырезанную в середине.
— И принялась непрерывно звонить тебе. У моего отца за всю жизнь никогда не было двадцати семи тысяч долларов наличными.
— А почему ты решила, что это не его?
— Кроме того, этот тайник. Он профессионал и довольно основательно почистил наш дом, спрятал эту пленку на видном месте, избавился от моих фотографий, и после этого ты говоришь мне...
Джон прижал ладонь к ее губам.
Глаза Фонг сверкнули, и она дернулась назад...
Прижав палец к губам, отпустил ее.
Написал что-то фломастером на полях книжной страницы.
Фонг прочитала его каракули, кивнула.
Подняла вверх палец. Взбежала наверх.
Джон выглянул в окно: никаких машин с людьми, никаких фургонов торговцев цветами.
Фонг сбежала вниз. На ней были джинсы, свитер, натянутый поверх блузки, на ногах теплые полусапожки. Она несла сумку через плечо и зубную щетку и бритву Джона из ванной.
Пока она расстегивала свой портфель, он выдрал из книги страницу, на которой писал, сгреб деньги со стола и рассовал по карманам пиджака. В шкафу лежал его чемодан со сменой белья, висели несколько рубашек, джинсы и альпинистская куртка. Его черные, похожие на кроссовки башмаки валялись за чемоданом.
Понадобилось не больше тридцати секунд, чтобы побросать все это в чемодан и застегнуть его.
Джон вновь посмотрел в окно: никаких новых машин, никто не «прогуливается» по тротуарам, никаких «почтальонов».
Он обернулся к Фонг.
Она засовывала в свой портфель бритву Джона, видеокассету, фотографию отца, тетрадь. Книжку стихов она оставила на кофейном столике.
Засунула пистолет отца за пояс джинсов, прикрыв его сверху свитером, застегнула портфель, натянула черный плащ. Оставила пуговицы и пояс незастегнутыми.
Кивнула Джону.
Проверить окна: бездомный белый Лабрадор трусил через лужайку. Бумага в руке Джона — страница из книги. Лишняя тяжесть. Взял на кухне спички. Он держал страницу над мусорным ведром, наблюдая, как языки оранжевого пламени пожирают слово, написанное им на полях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108