ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Ты знаешь, он сказал мне, что ему пришлось много пережить… Он сказал, что прежде совсем иначе смотрел на мир и…
— Тоня! — крикнул Рубинчик в толпу. — Тоня, где вы?!
— Эй, я здесь! — крикнула Тоня, откинула упавшие на лоб темные волосы и улыбнулась так, что Инга и без слов поняла — Рубинчик ей нравится.
Магнитофон «Сони» крутил диски, исторгая из себя невероятную стереофоническую музыкальную мешанину, свидетельствующую о разносторонних вкусах его хозяйки. За бешеным ритмом «рок-раунд-зи-клок» следовала грустная песенка «На Смоленской дороге», за ней в хриплом фарсовом исполнении «Баллада о сентиментальном боксере»; Жильбер Беко и чемпион романтики Иосиф Кобзон, Армстронг и Эдита Пьеха, Элла и Муслим, и твисты, твисты…
Любопытна, между прочим, история проникновения твиста в советское общество. Если буйный Рок, хамюга парень в кожаной куртке и вытертых джинсах, сразу же был отвергнут и высмеян публично, то бестия Твист оказался более изворотливым. Появившись вначале в полосатом сногсшибательном пиджаке, с толстым слоем порочной парфюмерии на хитром личике, покрутив для разведки чахлыми бедрами, ловчила быстро мимикрировался, расцвел жизнерадостным румянцем, засучил рукава, повел плечами туриста, спортсмена, геолога и, глядишь, отплясывает теперь повсюду, крутит ловким задом, напевая «Трутся спиной медведи о земную ось», «Королеву красоты» и тому подобные невинные песенки.
Гостей в квартире академика Николаева набралось чуть ли не сорок человек. Откуда только набежали? Публика была такая же разношерстная, как и музыка в магнитофоне: университетские девочки и мальчики-интеллектуалы, спортивные ребята из Серебряного бора, были здесь Ингины соседи, три брата, известные уже пианисты, дети знаменитого виолончелиста, был мастер альпинизма душа общества Вася Снежный Человек, был корабельный врач Марк Рубинчик, были также и какие-то совершенно незнакомые Инге люди.
Ежеминутно хлопали входные двери, кто-то исчезал, появлялись новые компании с «горючим», торопливо поздравляли хозяйку и бросались танцевать. Гости сидели в креслах, на подоконниках, кое-кто прямо на полу. Обсуждались кинематографические, литературные и спортивные новости, вспыхивали споры, все говорили разом, и говоруны вроде Васи Снежного Человека приходили в отчаяние — невозможно было овладеть общим вниманием, хоть на минуту «захватить площадку».
Для Инги такие сборища были делом привычным, в такой обстановке она чувствовала себя как рыба в воде, крутилась, вертела юбкой, то лихо танцевала с разными парнями, «заводя» мрачнеющего Гориняна, то шумно и бездарно хозяйничала за столом.
Тоня и Марк Рубинчик между тем стояли у открытого окна и смотрели на зеленое послезакатное небо, разлившееся за ломаным контуром московских крыш.
— Такое освещение, что кажется, будто Москва — приморский город, — проговорил Рубинчик.
— А за Химками начинается океан, — усмехнулась Тоня. — Вас тянет в океан, Марк?
Губы девушки были полуоткрыты, она словно тянулась к этому неведомому океану, а в глазах была грусть.
— До лампочки мне все океаны, когда вы стоите рядом, — сказал Рубинчик, заглядывая ей в лицо.
Девушка снова усмехнулась и не повернулась к нему.
— Где сейчас ваш корабль? — спросила она.
— Сейчас, должно быть, он снялся с Калькутты на Порт-Саид, — сказал Рубинчик.
Тоня усмехнулась, провела ладонью по лбу и прочитала с легким подвывом:
— «Послушай, далеко у озера Чад изысканный бродит жираф…»
— Гумилев? — спросил Рубинчик
— Ого! — сказала она. — Вы, я вижу, и стихи знаете. А в нашей компании посчитали вас за эдакого примитивного модернягу-силовика. Все эти ваши «железки» и «потряски»…
Рубинчик смущенно засмеялся.
— Да нет, я и стихи люблю. Вот, например: «Мы — двух теней скорбящая чета над мрамором божественного гроба, где древняя почиет Красота…»
— Кто это? — удивилась Тоня и повернула наконец к нему свое лицо.
— Это Вячеслав Иванов, — сказал Рубинчик и поднял с подоконника стакан, наполненный темным и прозрачным коньяком «Двин». — Давайте выпьем, Тоня.
— Все как по нотам, — засмеялась Тоня, — сначала стишок, потом коньячок… Специально готовились к сегодняшнему вечеру?
— Напрасно вы считаете меня пошлым, — сказал Рубинчик. — Я действительно, как это говорится, врезался в вас. Может быть, я влюблен в вас, Тоня.
— Вы решительный человек, Марк, — сказала Тоня и вдруг положила свою ладонь на его щеку.
Рубинчик от неожиданности вздрогнул и расплескал коньяк. В это время к парочке подскочила Инга и зашептала, как заговорщик:
— Тонька, приперся Герка. Мрачный как туча. Ищет тебя.
— Кто это Герка? — спросил Рубинчик. — Ваш бывший приятель, Тоня?
— Почему же бывший? — лукаво улыбнулась Тоня.
— Марик, он сумасшедший, — забормотала Инга. — Не связывайся с ним. Кроме того, он самбист.
— Тогда это страшно, — сказал Рубинчик, сужая глаза.
Из толпы танцующих к ним пробрались Герка, широкоплечий мрачноватый парень в белом свитере, и голубоглазый, русоволосый красавец Вася Снежный Человек.
Знакомясь, мрачный Гера очень сильно сжал руку Рубинчику и даже попытался ее слегка подвернуть, но, встретив улыбчивое сопротивление, отпустил руку.
— Привет, Марик, что-то давно тебя не видно, — сказал Вася Снежный Человек.
— Как же давно? — удивился Рубинчик. — Вчера мы с Тоней сидели в «Славянском базаре», а ты был рядом с какой-то девушкой.
— Верно, — хлопнул себя по лбу Снежный Человек. — У меня, старики, все уже перемешалось в этом Содоме. Я, старики, только с высоты три тысячи метров начинаю себя чувствовать человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
— Тоня! — крикнул Рубинчик в толпу. — Тоня, где вы?!
— Эй, я здесь! — крикнула Тоня, откинула упавшие на лоб темные волосы и улыбнулась так, что Инга и без слов поняла — Рубинчик ей нравится.
Магнитофон «Сони» крутил диски, исторгая из себя невероятную стереофоническую музыкальную мешанину, свидетельствующую о разносторонних вкусах его хозяйки. За бешеным ритмом «рок-раунд-зи-клок» следовала грустная песенка «На Смоленской дороге», за ней в хриплом фарсовом исполнении «Баллада о сентиментальном боксере»; Жильбер Беко и чемпион романтики Иосиф Кобзон, Армстронг и Эдита Пьеха, Элла и Муслим, и твисты, твисты…
Любопытна, между прочим, история проникновения твиста в советское общество. Если буйный Рок, хамюга парень в кожаной куртке и вытертых джинсах, сразу же был отвергнут и высмеян публично, то бестия Твист оказался более изворотливым. Появившись вначале в полосатом сногсшибательном пиджаке, с толстым слоем порочной парфюмерии на хитром личике, покрутив для разведки чахлыми бедрами, ловчила быстро мимикрировался, расцвел жизнерадостным румянцем, засучил рукава, повел плечами туриста, спортсмена, геолога и, глядишь, отплясывает теперь повсюду, крутит ловким задом, напевая «Трутся спиной медведи о земную ось», «Королеву красоты» и тому подобные невинные песенки.
Гостей в квартире академика Николаева набралось чуть ли не сорок человек. Откуда только набежали? Публика была такая же разношерстная, как и музыка в магнитофоне: университетские девочки и мальчики-интеллектуалы, спортивные ребята из Серебряного бора, были здесь Ингины соседи, три брата, известные уже пианисты, дети знаменитого виолончелиста, был мастер альпинизма душа общества Вася Снежный Человек, был корабельный врач Марк Рубинчик, были также и какие-то совершенно незнакомые Инге люди.
Ежеминутно хлопали входные двери, кто-то исчезал, появлялись новые компании с «горючим», торопливо поздравляли хозяйку и бросались танцевать. Гости сидели в креслах, на подоконниках, кое-кто прямо на полу. Обсуждались кинематографические, литературные и спортивные новости, вспыхивали споры, все говорили разом, и говоруны вроде Васи Снежного Человека приходили в отчаяние — невозможно было овладеть общим вниманием, хоть на минуту «захватить площадку».
Для Инги такие сборища были делом привычным, в такой обстановке она чувствовала себя как рыба в воде, крутилась, вертела юбкой, то лихо танцевала с разными парнями, «заводя» мрачнеющего Гориняна, то шумно и бездарно хозяйничала за столом.
Тоня и Марк Рубинчик между тем стояли у открытого окна и смотрели на зеленое послезакатное небо, разлившееся за ломаным контуром московских крыш.
— Такое освещение, что кажется, будто Москва — приморский город, — проговорил Рубинчик.
— А за Химками начинается океан, — усмехнулась Тоня. — Вас тянет в океан, Марк?
Губы девушки были полуоткрыты, она словно тянулась к этому неведомому океану, а в глазах была грусть.
— До лампочки мне все океаны, когда вы стоите рядом, — сказал Рубинчик, заглядывая ей в лицо.
Девушка снова усмехнулась и не повернулась к нему.
— Где сейчас ваш корабль? — спросила она.
— Сейчас, должно быть, он снялся с Калькутты на Порт-Саид, — сказал Рубинчик.
Тоня усмехнулась, провела ладонью по лбу и прочитала с легким подвывом:
— «Послушай, далеко у озера Чад изысканный бродит жираф…»
— Гумилев? — спросил Рубинчик
— Ого! — сказала она. — Вы, я вижу, и стихи знаете. А в нашей компании посчитали вас за эдакого примитивного модернягу-силовика. Все эти ваши «железки» и «потряски»…
Рубинчик смущенно засмеялся.
— Да нет, я и стихи люблю. Вот, например: «Мы — двух теней скорбящая чета над мрамором божественного гроба, где древняя почиет Красота…»
— Кто это? — удивилась Тоня и повернула наконец к нему свое лицо.
— Это Вячеслав Иванов, — сказал Рубинчик и поднял с подоконника стакан, наполненный темным и прозрачным коньяком «Двин». — Давайте выпьем, Тоня.
— Все как по нотам, — засмеялась Тоня, — сначала стишок, потом коньячок… Специально готовились к сегодняшнему вечеру?
— Напрасно вы считаете меня пошлым, — сказал Рубинчик. — Я действительно, как это говорится, врезался в вас. Может быть, я влюблен в вас, Тоня.
— Вы решительный человек, Марк, — сказала Тоня и вдруг положила свою ладонь на его щеку.
Рубинчик от неожиданности вздрогнул и расплескал коньяк. В это время к парочке подскочила Инга и зашептала, как заговорщик:
— Тонька, приперся Герка. Мрачный как туча. Ищет тебя.
— Кто это Герка? — спросил Рубинчик. — Ваш бывший приятель, Тоня?
— Почему же бывший? — лукаво улыбнулась Тоня.
— Марик, он сумасшедший, — забормотала Инга. — Не связывайся с ним. Кроме того, он самбист.
— Тогда это страшно, — сказал Рубинчик, сужая глаза.
Из толпы танцующих к ним пробрались Герка, широкоплечий мрачноватый парень в белом свитере, и голубоглазый, русоволосый красавец Вася Снежный Человек.
Знакомясь, мрачный Гера очень сильно сжал руку Рубинчику и даже попытался ее слегка подвернуть, но, встретив улыбчивое сопротивление, отпустил руку.
— Привет, Марик, что-то давно тебя не видно, — сказал Вася Снежный Человек.
— Как же давно? — удивился Рубинчик. — Вчера мы с Тоней сидели в «Славянском базаре», а ты был рядом с какой-то девушкой.
— Верно, — хлопнул себя по лбу Снежный Человек. — У меня, старики, все уже перемешалось в этом Содоме. Я, старики, только с высоты три тысячи метров начинаю себя чувствовать человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210