Наступило молчание. Наконец я осторожно заметил:— Знаешь, самое смешное, что я действительно приехал сюда провести медовый месяц. — Она ничего не ответила, и я продолжал: — Разумеется, это вовсе не означает, что я ушел в отставку.Она слабо улыбнулась.— Надеюсь.— Мне надо разузнать об этом деле поподробнее, прежде чем я свяжусь с Вашингтоном. А что если мы поужинаем сегодня вместе, и ты мне все выложишь начистоту?— Давай. Ты хочешь ужинать здесь? Я бросил взгляд на роскошный зал ресторана, начинающийся сразу же за коктейль-холлом, и ответил:— Здешние официанты вызывают у бедняги деревенщины из Нью-Мексико комплекс неполноценности. Кажется, недалеко от Пикадилли-серкус есть ресторанчик, где можно расслабиться и спокойно поговорить.— Как скажешь.Она завернулась в меха и подождала, пока я встану и с истинно джентльменской учтивостью помогу ей подняться. Потом она натянула перчатки, подхватила сумочку и улыбнулась мне через плечо, давая понять, что готова.Мы вышли из коктейль-холла, а потом, миновав вестибюль, оказались на улице. Лес был тут как тут. Швейцар не успел даже предложить нам свои услуги, как серебристый “седан” мягко подкатил к тротуару. Вадя остановилась и бросила на меня подозрительный взгляд.— Просто у меня в Лондоне есть друзья, — пояснил я. — Залезай!Она нахмурилась и, скептически оглядев “роллс-ройс”, снова посмотрела на меня.— Знаешь, не то что бы я тебе не доверяла, милый, но я бы предпочла такси.— Разумеется! — сказал я, встав сзади почти вплотную к ней. — И все-таки садись, а то, если мне придется стрелять в тебя с такого угла, твоя кровь и внутренности заляпают этот чудесный автомобиль, что было бы очень досадно, не так ли? Глава 8 Автомобиль тронулся, и некоторое время все молчали. Вадя чуть шевельнулась и подняла руки, точно намереваясь поправить меха. Я тут же вытащил свой тупорылый револьвер и помахал им перед ее носом.— Руки! — строго предупредил я. — Как-то я знавал одну девицу — между прочим, твою коллегу, — у которой была занятная меховая накидка, очень похожая на твою. Девчонка мертва, бедняжка.Вадя бессильно уронила руки на колени.— Ты совершаешь ошибку, Мэттью, — спокойно произнесла она.Возможно, она была права, но в ту минуту я не мог позволить себе опрометчивые поступки.— Такое с нами случается. Я ошибаюсь, ты ошибаешься. Ты же не хотела бы, чтобы я всегда действовал без промаха и вечно тебя разоблачал!— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать... Наш шофер с аристократической внешностью проговорил, не поворачивая головы:— За нами следует какой-то “мини”, сэр. Я не сразу вспомнил, что так британцы любовно называют свои крошечные “моррисы” и “остины”, которые ничем не отличаются друг от друга, за исключением фирменных финтифлюшек на капоте, и у которых движок установлен сикось-накось, чем обеспечивается мудреный привод на переднюю ось, а колеса позаимствованы у мотороллеров. Я не обернулся, а поглядел на Вадю. Ее лицо оставалось непроницаемым. Ну, чего же еще от нее ждать!— Все в порядке, шофер! Подержите их на коротком поводке. Чем короче — тем лучше. Если я не получу желаемую информацию от этой женщины, возможно, мне придется обратиться к ним за помощью. Вы сможете позаботиться о том, чтобы они нам не помешали?— Разумеется, сэр.Вадя нервно завозилась рядом со мной.— Послушай, Мэттью...— Не сейчас, — сказал я. — Тебе еще представится возможность поговорить... позже.До конца поездки мы не проронили ни слова. “Роллс” остановился на грязной мрачной улочке, застроенной одинаковыми угрюмыми домами в несколько этажей. Я понятия не имел, где мы. Лондон город большой, и немногие иностранцы хорошо его знают. Лес вышел и, обойдя автомобиль, открыл мне дверь. Я осторожно вылез, держа Вадю на мушке. Она вышла следом.— Первая дверь направо в бельэтаже. Ах да, — поправился наш водитель, — вы, американцы, говорите: второй этаж. Вам нужно подняться на один пролет, сэр.— Замечательно.— Я буду вас ждать, сэр. Вам никто не помешает.— Спасибо! Пойдемте, миссис Дюмэр!Вадя открыла было рот, но передумала. Она начала опять оправлять свои меха, но, завидев ствол моего “тридцать восьмого”, сразу бросила это занятие. Она резко повернулась и зашагала в дом. Входная дверь оказалась не заперта. Пыльный подъезд, слабо, но достаточно освещенный, напомнил мне другой лондонский подъезд, который я все никак не мог позабыть. Идущая впереди меня женщина поднялась по лестнице, повернула направо и остановилась у нужной двери.— Открывай! — скомандовал я.В отличие от большинства дверей, ведущих в холл, эта открывалась наружу. Потом я понял почему: сразу же за этой дверью находилась другая, открывающаяся внутрь. Я заметил, что на Вадю звуконепроницаемые двойные двери произвели должное впечатление. Она бросила на меня косой взгляд, пожала плечами, распахнула вторую дверь и вошла в комнату. Я последовал за ней, закрыл обе двери и, заперев внутреннюю, положил ключ себе в карман.Не считая двойных дверей, квартирка имела сообразный этому трущобному району облик. На полу лежал вытертый ковер, в углу примостился обшарпанный комод, рядом с ним — видавшая виды кровать, а посреди комнаты одиноко скучало кресло, которое сохранилось куда лучше, чем прочие предметы обстановки. На комоде стоял эмалированный таз и кувшин с водой, Из-под кровати выглядывала треснувшая ручка ночного сосуда. Источником света в комнате служила деревянная лампа, свисающая на цепи с потолка — когда-то это была газовая горелка. Несмотря на свой явно преклонный возраст, лампа прекрасно освещала помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66