Астрид не пожелала отвечать на вопросы, тогда парень попросту взял ближайший ланцет и... Грета выживет, ничего опасного не случилось, но шрам, по словам Астрид, останется.
Карл едва не взорвался от бешенства. Повернулся, наотмашь ударил меня по физиономии.
- Сферье! - завопил он, разом утрачивая чистоту английского произношения. Видать, разволновался не на шутку. - Из-за такьих, как фы, нушно переделыфать мир, чтоп не сфери, а людьи сапрафляли ф нем!
Я чуть не прыснул, но сдержался. Вдобавок, субъект не казался особенно смешным. Повторяю: фанатики - единственная разновидность двуногих, от которой я всячески стремлюсь быть подальше. Человек преспокойно созерцал сеанс пыток раскаленным железом - и негодовал, узнав, как его сообщницу приголубили скальпелем. С другими такие ребята вытворяют все, что угодно - и чувствуют себя праведниками, поборниками великой идеи, бескорыстными рыцарями, готовыми на грязное дело ради блистательно чистой цели. Но попробуйте пальцем тронуть их самих!
Подобная логика, между прочим, никакому зверю и присниться не может. Ибо логика сия - не зверская, а дьявольская.
- Довольно, Карл! - распорядился Олаф. - Разрежь липучку, быстрее.
Встав и распрямившись, я изрек:
- Пожалуйте назад мои револьверы и чемоданы. В порядке награды за понесенный ущерб, забираю также Карину Сегерби.
- Что? - не поверил ушам любезный кузен.
- Оглох? - дружелюбно спросил я. - Или отупел? Ежели первое - на пальцах поясню, а если второе - изложу в подробностях. Вопрос отныне сводится к следующему: значат ли для тебя Астрид и Грета больше, чем я для приятеля моего, Джоэля. Он, изволь видеть, во главу угла работу ставит. И хладнокровен. И весьма решителен. Пойдет операция вкривь и вкось - тем хуже для меня. Оставит Хелма на растерзание, пристрелит обеих девок и врача - все трое помнят его лицо и способны опознать, - а потом ищи ветра в поле... Хелмом больше, Хелмом меньше - неважно: задание - прежде всего.
Я перевел дух.
- Желаешь такого поворота событий - милости прошу, нажимай на курок. Хочешь иного - будь благоразумен. Джоэль обучен тому же самому, что и я. Блефовать нас не учили никогда. Обещал прикончить - прикончит, не сомневайся.
- Предложи выход.
- Уже предложил. Меняйте двоих на двоих. За меня и Карину получите Астрид и Грету. А в придачу, - сказал я, - еще и доктора. Но это уже дело побочное... Карина, естественно, не пострадает: меня ведь затем из Соединенных Штатов и выписали, помнишь?
- Что ты с нею намерен делать?
Я только плечами пожал.
- Уволоку подальше от скверной компании, спасу фамильную честь - вот и все...
Глядя на Олафа, я внезапно заподозрил нежданную истину, чуток поразмыслил и пришел к заключению: так и есть! Закаленный, обученный профессионал всерьез обдумывал обмен заложниками... Готовился уступить опасного, с его точки зрения, пленника. А профессионалов учат не признавать понятия "заложник"...
Впрочем, нет! "Если заложник неотъемлемо важен для благополучного течения операции, надлежит всемерно спасать и оберегать его"... А дражайший кузен отнюдь не казался человеком, способным плюнуть на задание ради прекрасных глазок Астрид, к которой, несомненно вожделел. И уж никак не ради Греты. А все же плюнул.
- Хорошо, - согласился он. - Будь по-твоему. Оружие и пожитки возвратим, когда выручим женщин.
- А Карина?
- Потолкую с ней. Захочет - присоединится к тебе, но лишь по собственной доброй воле. Понуждать не буду.
- Справедливо, - признал я. - В путь, разлюбезный братец!
Глава 17
Я чуток ошибся. Доктор Хассельман не частной практикой занимался, а работал в клинике "Ваза".
Красный фольксваген затормозил у входа, мы выбрались из машины. Возглавил процессию, разумеется, я, за мной неторопливо шествовал барон Олаф Стьернхьельм, дальше вышагивала Карина Сегерби, замыкал вереницу Карл, обремененный моими чемоданами.
Просторный подъемник - виноват, лифт, - исправно вознес всех четверых на третий этаж.
- Вправо, - скомандовал Олаф. - Теперь опять направо, третья дверь. Открывай. Малейший подвох - и погибнешь, независимо от того, кому это будет стоить жизни вдобавок...
Я не поверил Олафу, однако спорить не стал.
- Не стоит, пожалуй, - ответил я, - сокращать поголовье Стьернхьельмов. Их и без того не слишком уж много на свете осталось... Открываю.
Картина была не особенно любопытной. Пленники Джоэля восседали рядком, у дальней стены врачебного кабинета, сверкавшего белизной, блиставшего никелем, лучившегося стерильной чистотой. Самого господина Коновского я не приметил.
Доктор Хассельман, маленький, пухлый, лысеющий эскулап, казался перепуганным до полусмерти. Человек, орудующий скальпелями с утра до вечера, подумал я, мог бы воспринимать небольшое кровопускание и поспокойней... Впрочем, не исключаю, что Хассельмана шокировало неумение, с которым Джоэль употребил хирургический инструмент. Навыки лекарские изрядно отличаются от истребительских, ибо задачи совершенно различны.
Обретавшаяся посередке Астрид выглядела осунувшейся и поникшей. Рана, должно быть, изрядно беспокоила ее. А вот Грета, пополнившая список страдальцев, являла собою зрелище поистине прискорбное. Девица прижимала к щеке набухший кровью марлевый комок. Одежду тоже украшали алые, не успевшие побуреть, пятна. Волосы Греты растрепались, перепутались, распахнутые глаза переполнялись ужасом и болью. Очки она то ли потеряла, то ли разбила, то ли Вальдемар Коновский почел за благо отобрать их и лишить одного из заложников возможности ориентироваться в обстановке беспрепятственно.
Откуда-то слева, из маленького подсобного помещеньица, послышался оклик:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67