Она была довольно хорошо сложена, с темными волосами, здоровый образец человеческого существа женского пола, делающий все, чтобы скрыть свою женственность. У нее была мальчишеская стрижка — или то, что считалось мальчишеской стрижкой до того, как все начали отращивать волосы. Длинные стройные ноги девушки плотно охватывали мужские брюки с молнией — пройдет еще немного времени, и женская эмансипация доберется до всего, даже до защитных щитков между ног.Брюки были белые, хлопчатобумажные, слегка расширяющиеся книзу и довольно грязные. Кофточка в бело-голубую полоску тоже не блистала чистотой, так же, как и изношенные белые тапочки, не говоря уже о видимой части ее лодыжек. У нее явно не было лифчика под кофтой. Эта молодая леди не носила его вовсе не из-за отсутствия обычных выпуклостей, а потому, что ей было на это наплевать. А если наплевать ей, то кого это должно волновать?Словом, она была своеобразным продуктом телевизионных рекламных роликов, хотя возненавидела бы любого, кто бы это сказал. Но если достаточно тупые телемагнаты тратили миллионы долларов на безвкусную отвратительную рекламу, говорящую детям, что надо быть чистым и сексуальным (конечно, пользуясь продуктом А), те, кто поумней и поершистей, вынужденно делали вывод, что единственный разумный ответ — это быть грязным и бесполым.Однако ее нельзя было назвать некрасивой. Молодое тело приятно округлялось под неряшливым пиратским костюмом. С загорелого, слегка курносого лица на меня смотрела пара ясных серых глаз. Густые темные брови совершенно не были выщипаны, губы лишены помады. Да, это был вполне неплохой рот, достаточно большой и потенциально чувствительный, но сейчас скорее твердый и осуждающий. Я смотрел, как она потягивала “Маргариту”, чудесным образом появившуюся в руках официанта, пока я пробовал мартини.— Вы не дали мне условного отзыва, — сказала девушка.— Геттердэммерунг, — произнес я небрежно. — Он к старости становится занудным, как день страшного суда, не так ли?— О, он не так уж стар, — как бы защищаясь, быстро ответила Ники. Неужели она думала, что я стараюсь заставить ее выдать себя?— Итак, шифр — двойное отрицание.— Да, что бы это ни значило.— Если бы вам полагалось знать, что это означает, он бы вам сказал, — незнание девушкой смысла шифра фактически было предупреждением, что этой молодой леди во время работы не следовало слишком доверять; в любую исходящую от нее информацию должны быть внесены определенные поправки, прежде чем она станет руководством к действию.— Как его называют? — спросил я.— Я же дала вам пароль. Что вы еще хотите?— Как мы его называем? — терпеливо переспросил я. Прежде чем работать с ней, было важно узнать, насколько она в курсе наших дел.— В конторе он известен как Мак. Я не знаю почему.— Никто не знает. Может быть, это его имя.— Никто там не знает его настоящего имени.— Правильно. Где находится ранчо?— Что?— Ранчо, милая. Место, куда мы ездим разглаживать морщины после тяжелого задания. Где оно?— Западнее Туссона, в Аризоне.— Что находится за столом?— Кресло, конечно. О, и окно. Широкое окно.— Давно я работаю на него?— Да, несколько лет назад вы какое-то время не участвовали в делах, потом вернулись. Вы один из его основных людей.— Ба, спасибо, — воскликнул я. — Когда вы говорите это, я чувствую, что одна из моих основных ног соскальзывает в могилу.— Мак вам очень доверяет, мистер Хелм.— И вы задаете себе вопрос — почему? — я ухмыльнулся, когда она промолчала. — Что я делал, когда не работал на него?— Вы были фотографом и журналистом.— Женат?— Один раз. Трое детей — два мальчика и девочка. Ваша бывшая жена вновь вышла замуж и живет с детьми на ранчо в Неваде. Старший мальчик учится в колледже где-то на Западном побережье. Думаю, что в UCLA.Я не знал этого. В нашем деле лучше держаться подальше от людей, которых любишь, иначе кому-нибудь придет в голову замечательная мысль использовать их в игре.— Ты хорошо справилась с домашним заданием, — похвалил я девушку. — Если ты Ники, когда я Эрик, то кто ты, когда я Мэттью Хелм?— Марта Борден. Могу я считать, что допрос закончен, мистер Хелм?— Пока да.— Вы очень подозрительный. И злой. Вам не было нужды убивать того человека.— Правильно, — согласился я. — Не надо было. Он мог бы прожить долгую, счастливую, полезную жизнь. У него было право выбора. Он решил стрелять в меня.— А вы сбросили его за борт, утащили лодку и оставили тонуть.Я мрачно взглянул на нее. Наверное, мне не дано их избежать. Только избавившись от одной, находившей тонкие различия между птицей и птицей, я встретил другую, которая делала тонкие различия между убийством и убийством: застрелить, очевидно, было нормально, а утопить — ужасно. Или, возможно, неудачно стрелять морально приемлемо, а удачно топить — нет.— Бедняга, — вздохнул я. — Если бы только ему удалось проделать во мне дырку при помощи симпатичного семимиллиметрового “магнума”, никто бы не тронул и волоска на его милой головке. Я обливаюсь слезами. Однако полагаю, ты проделала долгий путь до Мексики не для того, чтобы посочувствовать неудачливому убийце?Губы, незнакомые с помадой, затвердели.— Мистер Хелм, то, что в вас стреляли, еще не дает вам права...Мне надоела эта комедия.— Дорогая, ты становишься утомительной. Сколько раз в тебя стреляли?— Ну...— Вот так. Впредь подожди, пока кто-нибудь попробует, а потом можешь говорить людям, какими терпеливыми мишенями они должны быть. Во всяком случае, кто говорит о правах? Это — жизнь. Парень сегодня стрелял в меня шесть раз. Он промахнулся, но у него оставалась еще целая куча патронов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69